Следы на карте - [4]

Вот и сегодня отвел душу, выпорол Караишана посильнее, чем тот его в прошлом году.

Но, свалившись на землю, Акбар подумал: «А может быть, Караишан и в самом деле святой? Может быть, он узнал, что я его стегаю хворостинкой и наказал меня, за это? А может быть, козел это сам Караишан? Недаром он боднул меня, когда я свалился с дерева». При этой мысли Акбар отыскал глазами вожака отары. Бородатый шайтан вышагивал впереди стада, гордо задрав голову. Ни одна овца не смела обогнать своего грозного повелителя. Старый козел был похож на Караишана, идущего по кишлаку в мечеть. Мальчику стало страшно и он прошептал: «О великий аллах, прости меня! Я больше не буду бить твоего верного слугу Караишана!»

Придя в кибитку, Акбар положил тонкую сухую лепешку на дастархан (Дастархан — скатерть с едой) перед Шариф-акой. Это дневной заработок. Соседи, у которых Акбар пасет скот, по очереди дают в копце дня по лепешке. Иногда перепадает вареная картошка или кусок мяса. Сегодня расплачивался с чабаном старый Карим. У него у самого была последняя.

Мальчику хотелось есть. Кроме двух корней чукри — ревеня, которые он нашел сегодня в горах, он ничего не брал в рот. Но лепешкой Акбар должен поделиться со своим благодетелем. Шариф-ака разрывает половину лепешки па мелкие куски и разбрасывает по дастархану. Вторую половину он откладывает в сторону — на завтрашний день. Вымыв руки, Акбар садится к дастархану. Шариф-ака наливает пиалу жидкого чаю и хрипло говорит:

— Пей и ложись спать. Завтра снова погонишь отару в горы.— Эти слова старик повторяет каждый день, как будто Акбар может сбежать или заняться другим делом. Куда деваться сироте? Он рад, что есть над головой крыша и пиалка горячего чаю на ночь. Спит Акбар в углу кибитки на тряпье, когда-то служившем подкладкой под седло. Тряпье пахнет потом, кишит насекомыми, но зарывшись в него, можно согреться и уснуть. Перед сном мальчик обычно смотрит в отверстие в крыше кибитки, которое Шариф-ака никак не может заделать. Виден кусочек неба и большая немигающая звезда. Акбар любит смотреть на нее. В это время слышится ему колыбельная песня. Слов он не разбирает, а мотив помнит. Мальчику кажется что эту песню пела ему мать. Звезда двигается к верхнему краю дыры, и когда она скрывается, Акбар засыпает.

Сны у мальчика одни и те же. Как голодной курице снится просо, так Акбару — горы лепешек. Но поесть ему всегда что-нибудь мешает.

Бывают у Акбара и светлые минуты. В полдень, после водопоя, когда стадо отдыхает в тени, он забирается на большой гладкий камень и смотрит сверху на таинственный и непонятный мир. Далеко внизу зеленеет кишлак. Шумит свирепый бурный Сурхоб. В это время от кишлака отделяется маленькая точка и, поминутно скрываясь за выступами скал, приближается к Акбару. Это закадычный друг Акбара — Шерали, сын батрака Баймата. Матери у него нет, она умерла в прошлом году. Мальчики сидят натеплой скале и рассказывают друг другу всевозможные истории, в которых значительно больше вымысла, чем правды. Акбару с Шерали хорошо. Он внимательно слушает все и даже завидует маленькому чабану. Ведь с ним в горах случается куда больше всяких происшествий, чем с Шерали, который пока сидит дома. Шерали никогда не обзывает Акбара оборванцем и нищим, потому что и сам живет не многим лучше его. Шерали хорошо поет. Затянет старинную песню, слышанную им когда-то от матери, и на душе у Акбара становится легко, а в груди свободно и тепло. Даже голод проходит. Мир в это время кажется понятным. Все люди — хорошими и добрыми. Шерали — настоящий друг. Частенько он приносит Акбару кусочек лепешки. Делят они его пополам.

* * *

В нескольких километрах от кишлака Чашмаи-поён на крутом каменистом склоне ущелья темнеет отверстие пещеры. Она называется почему-то Ходжи-Мазар — святая могила. Все говорят, что пещера ведет в преисподнюю. Охраняют ее духи. Кто посмеет войти в пещеру, обратно не вернется. Особенно упорно распространял эти слухи мулла Караишан.

Вход в пещеру зарос диким миндалем и со дна ущелья еле виден. Добраться до него можно по старой, заросшей колючим кустарником, тропинке.

В праздник Рамазана в пещере загорается огонь. В темную ночь его видно из кишлака. Многие утверждают, что видели огонь собственными глазами.

Овцы часто пасутся около зловещего отверстия. Мальчик в это время спускается вниз и ждет, когда стадо перейдет к нему. Акбар боится потревожить злых духов — свирепых стражей пещеры. И все же что-то тянет чабана к страшной, черной дыре, хочется проверить: а так ли все это, как говорят в народе.

Иногда Акбару кажется, что пещера совсем не страшна. Он смотрит на черное отверстие часами и ничего особенного не видит. В кустарнике мелькают птички и мотыльки, шумит ветер, шевелятся листья.

Но когда на ущелье спускается туман, очертания пещеры расплываются, и она кажется пастью чудовища, выдыхающего клубы лохматого пара. В это время мальчик верит, что там обитают злые духи. А выглянет солнце, рассеется туман, и пещера опять теряет таинственность, манит к себе. Один раз Акбар решился. В полдень, когда стадо отдыхало, он, царапая колючим кустарником тело, полез по старой тропинке вверх. Руки и ноги мальчика тряслись от напряжения и страха. Вход в пещеру был выше тропинки. Перед отверстием желтела песком ровная площадка. Вцепившись в каменистый уступ, Акбар подтянулся вверх и, лязгая от страха зубами, взглянул сквозь кусты миндаля в черное отверстие. Съежившись, он ждал кары аллаха, но ничего не случилось. Акбар благополучно вернулся к стаду. На другой день утром Акбар ущипнул себя и убедился, что жив, не окаменел и не превратился в ишака. Теперь Акбар решил заглянуть внутрь пещеры. Перед тем, как идти к Ходжи-Мазару, мальчик прочитал все молитвы, которые выучил у Шариф-ака. На площадке перед входом в пещеру он еще раз трижды обратился к аллаху с просьбой: простить за дерзость и... сделал шаг в темноту. Произошло что-то страшное. Вверху раздался густой гул. Треск и писк наполнил преисподнюю. В лицо Акбару шлепнулось что-то теплое и вонючее. «Злые духи!» — мелькнуло в голове мальчика и он, разрывая старый халат, царапая лицо и руки, кубарем скатился на тропинку. Не чувствуя боли, вскочил, побежал. Тут же споткнулся о камень, упал, дико закричал: