Следы на карте - [22]

— Шакалы! Вероотступники, трусы! Кого напугались? Кафиров? За мной!

Белый арабский конь понес старика к повороту дороги, где за серыми камнями укрепилось боевое охранение красноармейцев. Отступающие басмачи начали поворачивать, догоняя своего предводителя.

Но вот перед Караишаном взметнулся столб огня. Арабец встал на дыбы и замертво грохнулся на камни. Кара-ишан успел спрыгнуть с коня, но запутался в стременах и покатился по острякам горного склона.

Заметив свалившегося с коня предводителя и думая, что он убит, басмачи снова отступили. Караишана подхватили двое курбашей, отвезли в тыл.

Когда старику перевязали разбитую голову и раненную осколком гранаты руку, он собрал курбашей и страшным, хриплым голосом закричал:

— Расстреляю всех, кто отступит! Позор вам! К утреннему намазу кишлак должен быть взят! Молиться будем у себя в мечети. Да поможет вам аллах!

Сам старик не мог держаться в седле. Шелковый халат его был порван, испачкан грязью. Басмачи знали, что Ка-раишан не любит шутить и бросать слова на ветер. Тех, кто отступит,— расстреляет.

На этот раз лавина коней, несмотря на большие потери, смяла боевое охранение красноармейцев и прорвалась к кишлаку. Вот эту атаку и слышали сверху аскары группы Степана. Чем она кончилась, мы уже знаем. Не выдержав пулеметного и винтовочного огня, басмачи, бросив раненых и убитых, опять отступили за поворот дороги. Никто не хотел ехать докладывать об очередной неудаче. Старик мог застрелить на месте. Упросили поехать к мулле старого курбаши Мавлона. Он считался заместителем Караишана и пользовался у него большим доверием. Мав-лон поехал. Спрыгнул с коня, почтительно доложил Караишану:

— Мы потеряли не менее ста человек, домулло, надо дождаться рассвета, спешиться. Подойдет вторая часть отряда, тогда будет легче расправиться с неверными. Завтра мы будем в Чашмаи-поён. Да поможет нам великий аллах!

Караишан молчал. Скрипел зубами, не поднимал глаз на Мавлона. Делать было нечего. Утренний намаз пришлось совершать на дороге, прося аллаха принять в рай сотню верных своих слуг.

* * *

Это утро было прохладным. Маргеланским атласом алела широкая заря. По долине Сурхоба порывами дул пахнущий влажными лугами ветер. Все притаилось и чего-то ждало. Даже птицы, напуганные ночным боем, молчали. Не верилось, что в это время лежали, спрятавшись за камнями, десятки людей, готовых убить друг друга.

Вглядываясь в редеющий мрак, Акбар увидел на открытом склоне при въезде в кишлак темные точки. Это лежали убитые басмачи и их кони. Вспомнились ночные крики людей, дикий вопль раненых животных. На мгновение мальчику захотелось, чтобы это был сон, а не действительность, чтобы это больше не повторялось. Душа Акбара искрение рвалась в бой, но первое соприкосновение с жестокостью звуков и результатами боя вызвали в его сердце непроизвольный протест и страх. Он стыдился этого чувства, старался не выказать его и терзался, считая себя плохим комсомольцем.

С рассветом в пешем строю басмачи двинулись на Чашмаи-поён. Они уже не лезли на рожон, а продвигались медленно, тщательно маскировались за камни и выступы скал. Когда басмачи поднялись в атаку, с окраины кишлака застрочил пулемет, а отряд Степана ударил сверху во фланг наступающим. Если от огня из кишлака басмачи могли укрыться за камнями, то от пуль, летящих сверху, спасения не было — каждый басмач был на виду.

Акбар лежал со Степаном и смотрел, как мечутся полосатые халаты. Многие из них растягивались на земле и больше не поднимались. Некоторые ползли назад к поворотам дороги. Обнаружив отряд Степана и видя, какую опасность он представляет, наступающие открыли сильный огонь по маленькому горному нолю.

Рядом с Акбаром был убит красноармеец. Акбар услышал слабый глухой вскрик. Оглянувшись, увидел, как красноармеец сползает с камня, за который прятался при стрельбе, а из виска у него вытекает маленькая струйка крови. Левая рука аскара упала на грудь, а правая вытянулась вдоль туловища. Лицо постепенно светлело, щеки опадали, он словно таял.

Акбар, не смея оторваться и произнести слова, смотрел на мертвое, бледное лицо товарища. Он впервые так близко видел смерть.

Никто, кроме Акбара, не обратил внимания на гибель красноармейца. Все вели огонь по наступающим басмачам. Оцепенение при виде смерти сменилось у Акбара щемящей жалостью к красноармейцу. Утренний страх прошел. Внутри закипело зло на Караишана. Акбару казалось, что это он убил красноармейца, он стреляет по горе Хирс и хочет убить всех, в том числе и его, Акбара.

Акбар взял винтовку убитого товарища и, тщательно целясь, начал стрелять. Степан, оглянувшись на него и увидев, что Акбар ведет огонь, ничего не сказал. Возвращать Акбара в кишлак в этой обстановке было не менее опасно, чем оставить на горе Хирс. Так Акбар стал бойцом отряда Степана.

К басмачам подошло подкрепление. Красноармейцы видели, как прибывшие спешились и двинулись на подмогу первому отряду. Теперь басмачи разбились на три группы. Основная часть продолжала атаковать кишлак, вторая часть спустилась к Сурхобу, видимо, намереваясь обойти

Чашмаи-поён по долине с тыла, третья двинулась по ущелью, с целью выбить отряд Степана. Защитники кишлака не видели маневров басмачей. Надо было их во что бы то ни стало предупредить.