Следы на карте - [20]

Муаллим громко объявил:

— Из интерната никому не уходить!

«Как же не уходить, если на кишлак уже наступают басмачи,— подумал Акбар.— Возможно Степан-ака или кто-нибудь из красноармейцев ранен? Нет, сидеть ему нельзя. Пришло то время, когда он, в отличие от других должен действовать как комсомолец».

Акбар оделся и незаметно выбежал на улицу.

В крепости стояли построенные по два красноармейцы. Рядом толпилось человек двадцать доброотрядцев Среди них Акбар заметил и отца Шерали. Доброотрядцам спешно раздавали винтовки, патроны и по одной лимонке. Степан-ака тоже стоял в строю. Увидев Акбара, он сердито покачал головой и махнул рукой в сторону интерната, приказывая идти домой. Командир отряда Васильев, заметив жест Степана, тоже сказал:

— Акбар, сегодня тебе здесь делать нечего. Иди в интернат. Ты слышишь: идет бой.

Обиженный мальчик отошел в сторону. Он ждал не такого приема. Но в интернат Акбар не вернулся. Он решил во что бы то ни стало быть рядом с красноармейцами. Он считал, что его место здесь.

Командир отряда быстро разбивал красноармейцев на группы, инструктировал и направлял на оборону кишлака. А на восточной окраине Чашмаи-поён гремели выстрелы. Боевое охранение вело бой.

Последняя группа, в которой остался Степан, состояла из пяти красноармейцев.

— Вам, товарищи,— сказал командир,— особое задание. До рассвета надо подняться на гору Хирс и занять такую позицию, с которой можно обстреливать подступы к Чашмаи-поён с северо-востока. Огонь откроете в случае прорыва басмачей к кишлаку. Старшим назначаю Карева Степана.

Степан вытянулся в строю, по его сдержанному покашливанию Акбар понял, что его друг доволен назначением.

— Только в темноте вам трудно выбрать подходящую позицию,— с сожалением произнес командир,— а надо выбрать такое место, чтобы просматривались все подступы к кишлаку.

У Акбара заколотилось сердце. Он знал каждую площадку и тропинку горы Хирс не хуже, чем улицы кишлака. Несколько лет он бродил со своим стадом по этим склонам. На одном из склонов горы Хирс, в глубине ущелья, была и пещера Рошткала — его детская тайна, куда он так часто ходил играть. Акбар решил обратиться к командиру:

— Товарищ командир, разрешите я их провожу. Я знаю очень хорошо места. Я там все время пас стадо и дорогу хорошую знаю.

— А, ты еще здесь, Акбар,— обернулся к нему Васильев, разглядывая его в темноте и, подумав, сказал:

— А что? Это, пожалуй, хорошо. Ты поможешь быстро найти подходящее место для позиции. Как вы думаете, Карев?

- Так ведь мал он еще, товарищ командир, не ровен час что случится — дитё.

- Степан-ака,— с обидой в голосе сказал Акбар.— Я уже комсомолец! Возьмите. Я проведу самой короткой дорогой.

Не хотелось Степану подвергать опасности своего воспитанника, да чувствовал обидит мальчика отказом. Хочется ему участвовать в серьезном деле. Уступил.

— Ну, ладно, Акбар, пойдем. Но с уговором: как выберем позицию, вернешься в кишлак.

Но вернуться в эту ночь Акбару не пришлось. Как и обещал, он быстро провел отряд на маленькое заброшенное поле величиной в несколько сот квадратных метров. С этого места был виден весь кишлак, и особенно хорошо — его восточная окраина.

Акбару не раз приходилось останавливаться здесь на отдых со своим стадом и смотреть вниз, наблюдая жизнь кишлака. По нижнему краю, чтобы не смывало водой землю, поле было обложено крупными камнями и обсажено тутовником. Лучшей позиции нельзя было и специально построить. Все бойцы надежно укрылись за камнями.

Как только красноармейцы разместились, на восточной окраине кишлака послышались дикие крики, топот многих конских копыт. Со стороны кишлака застрочил станковый пулемет. Басмачам, как видно, удалось сбить боевое охранение и атаковать Чашмаи-поён. Сильная стрельба длилась не менее получаса. Затем все стихло. Первая атака басмачей была отбита. Группа Степана в бой не вступала. Было еще темно и ей нельзя было себя выявлять.

Акбар всю ночь не сомкнул глаз. Мальчика била дрожь. Он не мог понять от чего она: от ночной прохлады или от страха? Вспоминались крики на окраине кишлака и среди них все чудился знакомый хриплый голос Шариф-ака. Неужели он наступает вместе с бандитами на Чашмаи-поён? Стреляет в товарищей Акбара, а утром будет стрелять в него? Эти мысли привели Акбара в замешательство. Ясность, которая была в начале боя, сменилась какой-то неразберихой. Что-то хотелось понять, быть таким же уверенным в своих действиях, как Степан-ака, который твердым голосом отдавал распоряжения. Хотелось мальчику поговорить со Степаном, но он молчал — боялся показаться трусом и нюней. Акбар думал: «Все, кто наступают на кишлак, наши враги». Но как ни старался Акбар, Шариф-ака врагом он представить не мог. Видел перед собой худого с седой бородкой старика, который за всю свою жизнь, наверное, и ружья-то в руки не брал ни разу.

* * *

Не так-то просто оказывается установить исторический факт. Немало мы с Ермаком изъездили и исходили за лето дорог, перерыли документов, а полной картины событий в кишлаке Чашмаи-поён у нас пока не было. Перевертывать историю и совершать великие открытия мы с другом уже не собирались. Правда, карту геолога найти все еще надеялись. Каникулы прошли, а окончательных результатов нашего поиска пока и не намечалось. Ермак злился, ворчал на меня.