Следы и тропы. Путешествие по дорогам жизни - [64]

Долгое время он считал себя на одну шестнадцатую чероки, однако сделанный в 2015 году тест ДНК не подтвердил его догадки. «Семейные предания иногда оказываются семейными фантазиями», – написал он мне позже по электронной почте. Однако, гораздо больше его расстраивает тот факт, что один из его предков в годы Войны за независимость помогал сжигать поселения Нижних чероки, которые в те времена были союзниками англичан. «Я полагаю, что моя миссия в жизни, – заключил он, – заключается в том, чтобы отвечать за грехи моих предков».

В 1991 году увлечение Маршалла дикой природой начало приобретать активистский характер. Много лет проработав инженером в корпорациях, строивших бумажные фабрики и атомные электростанции – эту работу он никогда не любил, – Маршалл купил 140-летний домик в Национальном лесу Бэнкхед и переехал туда, чтобы воссоединиться с дикой природой, однако во время регулярных прогулок и походов он постоянно натыкался на огромные участки вырубленного под корень леса.

Однажды он прочитал в местной газете статью, написанную не кем иным, как Рики Бутчем Уокером, в которой тот яростно осуждал сплошную вырубку Индейской Могильной Лощины, на территории которой постоянно находили прекрасно сохранившиеся образцы древней стеатитовой керамики чероки. Маршалл подружился с Уокером, и тот показал ему оскверненное место. Оценив масштабы бедствия, Маршалл пришел в ярость и решил издавать информационный бюллетень под названием «Бэнкхед монитор», в котором вел хронику уничтожения леса. Заголовок на первой полосе первого номера гласил: «Алабамская резня бензопилой: сплошная вырубка исторического объекта» (первые экземпляры он тайком распечатал на работе, в офисе «Амоко Кемикалз»). Сначала Маршалл бесплатно раздавал свой бюллетень на парковках, а затем начал продавать его за один доллар в местных магазинах. За пятнадцать лет черно-белый четырехстраничный бюллетень превратился в цветной стостраничный журнал, издаваемый тиражом в пять тысяч экземпляров.

В 1994 году анонимный благотворитель предложил Маршаллу ежегодное жалованье, чтобы тот мог уволиться с работы и на постоянной основе бороться с произволом Лесной службы. Маршалл принял предложение и удвоил свои усилия. Однако привлечь на свою сторону сельских жителей Алабамы было непросто. Однажды на собрании общины, которое проходило в отдаленной сельской церкви, на Маршалла набросилась разъяренная толпа, и только вмешательство местного проповедника спасло его от избиения. В другой раз Маршалла и двух его друзей держал на прицеле нетрезвый охотник, который долго разглагольствовал о том, что защитники природы хотят «закрыть лес». (Им удалось спастись только из-за того, что охотник завалился на спину, предварительно наклонившись, чтобы нарисовать на земле карту и показать ими где находится ближайший колодец – Маршалл нисколько не сомневался, что он собирался сбросить туда их тела).

Противостояние усиливалась, и вскоре Маршаллу начали угрожать убийством. Тогда он стал носить с собой 9-миллиметровый пистолет «Глок» и револьвер «Смит и Вессон».357 «Магнум». Его бывшая жена тоже купила пистолет. Какое-то время он даже нанимал для охраны своей собственности полицейских. Местные жители бойкотировали его бизнес – небольшой сельский магазин, – который он в итоге был вынужден продать. В общем, за эти годы он потерял около 400 000 долларов – большую часть своих сбережений.

По словам Маршалла, в молодости он был «настолько правым, насколько это возможно»: в двадцать лет он был членом Общества Джона Берча и волонтером предвыборной кампании Рональда Рейгана. С тех пор его убеждения сместились влево, но не сильно. «Консерватизм консервативен», – любил повторять он. Попытки противников изобразить его левым радикалом потрясли Маршалла. «Они объявили меня самым бессовестным, либеральным и безбожным человеком на свете, – вспоминал он. – Они даже называли меня коммунистом!»

Последнее время Маршалл предпочитает называть себя скорее «консервационистом», чем «энвайронмента-листом». «Многие защитники природы считали меня загадкой», – сказал он. Как христианину и охотнику ему был чужд биоцентрический подход популярной в те времена философии Глубокой экологии. Он любил леса, потому что люди могут там свободно ходить, охотиться и ловить рыбу. Экологические активисты с Севера страны казались ему инопланетянами. Посетив в Орегоне один из тренировочных лагерей Гринпис, он с удивлением обнаружил, что был единственным мясоедом. В том лагере он учился залезать на деревья и вешать на них протестные баннеры. Репортер одной из местных радиостанций спросил его, собирается ли он использовать эти навыки, когда вернется домой в Алабаму. «О, черт возьми, нет, конечно, – ответил он. – Если ты залезешь в Алабаме на дерево, его просто срубят. Если ты перекроешь дорогу, тебя просто переедут. В Алабаме такие вещи никто не делает».

В конце концов, именно Рики Бутч Уокер понял, как убедить алабамцев защищать свою дикую природу. Выросший в этих лесах Уокер хорошо знал, что местные жители, в отличие от приезжих экологов, видели в дикой природе не святилище «биологического разнообразия», а малую родину и вместилище самых важных традиций. Уокер призвал Маршалла переключить свое внимание с защиты исчезающих видов на защиту местных традиций. Право на охоту и рыбную ловлю считается там священным и неприкасаемым, а учитывая, что примерно четверть местных жителей в той или иной степени ведут свое происхождение от чероки, исторические места проживания индейцев охраняются там очень ревностно. Маршалл по достоинству оценил преимущества подхода Уокера. «В Алабаме всем наплевать на вымирающих белок или что-то в этом роде, – сказал он мне. – Но если ты придешь туда и посягнешь на тот холм, на котором они убили своего первого оленя, мальчик, они убьют тебя. С ними надо разговаривать на одном языке. Чем больше люди знают о своих корнях, тем сильнее они чувствуют связь со своей землей. Поэтому они не задумываясь встанут на защиту своей земли».