Следующая пандемия. Инсайдерский рассказ о борьбе с самой страшной угрозой человечеству - [14]

Мы решили, что первое условие для возможного начала лечения – это проживание в регионе «четырех углов», лихорадка и инфильтрат в обоих легких. Иммунитет не должен быть ослаблен. В качестве сравнения мы использовали случаи геморрагической лихорадки с почечным синдромом, которые возникали в Корее 40 лет назад.

Поскольку мы рано получили сигнал, что дело в хантавирусе, то пришли к выводу: несмотря на поражение легких, могут быть и случаи с поражением почек, которые мы просто не выявили.

Вирусы принято называть по месту первого обнаружения. Разумеется, местные жители были совсем не рады, что смертельный микроб стал вирусом «четырех углов». Проблема заключалась не только в дурной славе региона, из-за чего отдыхающие поедут на своих автофургонах куда-нибудь в другое место. Это привело к росту социальной стигматизации. Прецедент уже был: группу детей навахо дискриминировали во время поездки в столицу штата из-за того, что они из этой области.

Тогда мы предложили назвать вирус «Эль-Муэрто» – в честь каньона Дель-Муэрто, расположенного рядом с местом, где поймали зараженного грызуна, у которого выделили вирус. К сожалению, это оказалось еще и место решающего сражения между индейцами навахо и армией США под командованием Кита Карсона. Поэтому мы решили, что такое название тоже не самое удачное. Затем между учеными возникли споры по поводу того, кто первым выявил вирус, у кого есть право его назвать и так далее. После этого возникла тенденция называть заболевания не по месту, а по их клиническим проявлениям.

В конце концов было принято решение назвать вирус Sin Nombre (Син Номбре) – «безымянный» по-испански. Такое же название по-английски – No Name – было совершенно немыслимым, но другой язык придал ему некоторый шарм, и оно прижилось. Никто не уловил иронию, что вирус, убивавший индейцев – людей без права голоса, получил название «без имени».

Когда определение случая заболевания для начала лечения пациентов было сформулировано, я переключился на создание клинической базы данных. В этом вопросе я сотрудничал с нашей фармакологической службой, чтобы понять, каких пациентов в нее включать, а также с Управлением по контролю качества пищевых продуктов и лекарственных средств США[21], чтобы проделать работу как можно быстрее.

Для создания клинической базы данных надо было рассортировать случаи заболевания на три группы. Первая – лица, проживающие в регионе «четырех углов». Вторая – лица, проживающие за пределами региона, но посещавшие его в течение предыдущих шести недель. Третья – лица, не проживающие в этом регионе и не посещавшие его. На тот момент мы не давали лекарств третьей группе, а сосредоточились на получении образцов и повторной оценке результатов лабораторных анализов в свете поступавшей информации о грызунах и их распространении в данной местности.

База данных росла, и мы начали корректировать определение случая заболевания. Чтобы точно диагностировать болезнь на основе клинической картины и быстро назначить лечение, нужно знать, кого именно ты ищешь, поэтому нетипичные случаи часто приходится исключать. В наше определение не вошли те, у кого могла быть госпитальная пневмония, те, кто был болен свыше двух недель, и те, у кого был ослабленный иммунитет. Такой подход позволял нам сосредоточиться на главном – найти того, кого мы ищем, и тех, кому может помочь терапия рибавирином. Задача упростилась, когда Центры по контролю и профилактике заболеваний разослали диагностические тесты по департаментам здравоохранения всех штатов.

Освещение проблемы в средствах массовой информации побудило клиницистов в других регионах заново оценить признаки и симптомы в свете появившегося заболевания. В отличие от нас, работавших в эпицентре, они не были ограничены поиском случаев в зоне «четырех углов».

Выявлять случаи уже известных болезней – рутина для врачей. Однако в отношении новых заболеваний все зависит от проницательности специалиста. Он должен сказать: «Смотри-ка, у этого пациента симптомы совсем как те, про которые я только что читал в газете».

Один такой случай произошел в Лафкине в штате Техас: в конце июня женщина умерла от острого респираторного расстройства. Судя по документам, наш простейший тест выявил бы у нее вирус Сеул, один из хантавирусов Старого Света: высокий уровень антител (1:1600), отрицательный результат иммунофлюоресцентного анализа (метод, при котором инфицированные клетки подсвечиваются меченой кровью, если в ней есть антитела от текущей или ранее перенесенной инфекции).

Я вылетел в Хьюстон в семь вечера, взял в прокате машину и отправился в район Пайни-Вудс в восточном Техасе, в двух часах езды.

Лафкин – городок примерно с 35 тысячами жителей, выросший благодаря лесной промышленности, производству нефтепромыслового оборудования и птицеводству. На следующее утро в 7:30 я встретился с эпидемиологом штата. Потом поговорил с родителями умершей женщины. Побеседовал с ее мужем и дочерью. Пообщался с медсестрой из больницы, где ее лечили. Я попытался как можно больше узнать об анамнезе.

Чтобы разобраться в проблеме, мне нужна была информация о ее привычках и хобби, а главное, о поездках. Каким образом и от какого грызуна она могла заразиться? Она не работала в саду и была обыкновенной домохозяйкой. Насколько я понял, мышей в доме не замечали уже более года. Однако на заднем дворе было зерно и водились белки, а также крысы.