Следствием установлено... - [24]

Самохин вскинул голову и встретил внимательный и, как ему показалось, насмешливый взгляд Соснина, словно говорящий, что им все известно, но интересно услышать, что еще придумает Самохин. Тот хрипло переспросил, стараясь выиграть время:

— Что еще за квартира?

— Комсомольская, четырнадцать, — уточнил Туйчиев.

— Не знаю, о чем говорите, — злобно ответил Самохин.

— Как же не знаете? — Самохин снова встретился со взглядом Соснина. — Там еще магнитофон импортный был, комиссионщик взял его потом у вас. Вспомнили?

— Отдохнуть бы мне...

— Хорошо, — согласился вдруг Туйчиев. — Поговорим об этом завтра.

— Почему ты отправил его? — Соснин с трудом сдерживал раздражение. — Что за поблажки этому типу?

— Никаких поблажек, — спокойно возразил Туйчиев. — Самохин, конечно же, заготовил какое-то объяснение на любой случай. А мы его и слушать не стали. Понимаешь, мы провели сейчас нужную, очень нужную разведку боем, вселили в Самохина сомнения, показав, что нам о нем немало известно. А теперь — готовиться к настоящему бою, завтрашнему допросу.

* * *

Арслан рано вышел из дома. Сначала он хотел пройтись пешком, но, увидев, что к остановке подошел почти пустой автобус, изменил намерения. Он сел и закрыл глаза. Как всегда перед сложным допросом расслабился, чтобы потом, у себя в кабинете, собраться, сконцентрировать в единое целое ум, волю, выдержку и энергию. Ему вспомнились почему-то слова любимого студентами профессора криминалистики Фишмана. Лекции тот читал в своеобразной манере: расхаживая по аудитории, профессор неторопливо, словно рассуждая вслух, а не обращаясь к студентам, говорил:

«— Допрос преступника... Одно из многочисленных, но, пожалуй, самых ответственнейших и сложнейших следственных действий. Если хотите, это поединок двух мировоззрений, столкновение двух полярных идеологий. Да, да. Это сражение, и следователь не вправе его проиграть, хотя, почти никогда не обладая к моменту первого допроса полной информацией, находится в менее выгодном положении. Защищаясь, преступник может прибегать практически к любым уловкам, ухищрениям, подлости, лицемерию. А вы, мои дорогие коллеги, — внезапно остановившись, обращался профессор к аудитории, — вправе в этом сражении использовать исключительно законные методы расследования. Да, да. Только и только в рамках закона. Что? Опять неравенство? — задавал он себе вопрос. — Безусловно. И единственно, чем можно его компенсировать — это высокой профессиональной подготовкой. Да, да. Именно это ваше основное оружие, мои уважаемые коллеги».

Арслан отчетливо видел трудность предстоящего допроса: надо было построить его так, чтобы сам Самохин восполнил бреши в материале, имеющемся у следствия. А оно, к сожалению, располагало минимумом необходимых доказательств. Прежде всего обращал на себя внимание факт категорического отрицания «левых» ходок восемнадцатого января; затем были следы протектора на месте обнаружения Калетдиновой и странная метаморфоза с покрышками на автомашине Самохина; наконец, его побег, — и на этом улики кончались. Правда, была еще интуиция, профессиональная интуиция, подсказывающая, что именно на этом человеке замыкается круг с ограблением Калетдиновой и, возможно, со взрывом, хотя последнее все более казалось проблематичным. Но никаких иллюзий Арслан не питал, прекрасно понимая, что интуиция хороша лишь как вспомогательное средство. Нужны только доказательства, и искать их придется в ходе допроса Самохина.

— Итак, Самохин, начнем с того, что вы внезапно бросили свою машину. Расскажите подробно, что толкнуло вас на этот шаг, чем он был вызван.

— Я же вчера говорил. Испугался. У вас же записано.

— Давайте уточним, — предложил Туйчиев, — сколько раз и когда вы возили гравий для продажи?

— Говорил же, один раз, гражданин следователь, в декабре. Число точно не помню.

— Ложь, Самохин. Следствие располагает данными, что вы и в этом месяце возили «левый» гравий. Какого же числа были вы на карьере?

Туйчиеву показалось, что Самохин едва заметно вздрогнул.

— Не был я там.

И тут произошло нечто невероятное.

Туйчиев, нарушая вдруг тщательно разработанный план допроса, начал задавать бессмысленные, по мнению Николая, не относящиеся к делу вопросы.

— Ну, что ж, а теперь расскажите, как вы совершили наезд? — спокойно спросил Арслан. Удар был неожиданный и совсем не с той стороны, с которой можно было ожидать.

Самохин широко раскрытыми глазами смотрел на Туйчиева.

— Наезд? Какой наезд? Что вы, гражданин следователь, я знать не знаю и ведать не ведаю ни о каком наезде.

Николай встал за спину Самохина и стал делать Арслану знаки: дескать, что все это значит? Но Арслан продолжал, не обращая на него никакого внимания:

— Наезд, который вы совершили на девочку восемнадцатого января около Янгикургана примерно в половине одиннадцатого утра.

— Ничего такого не было! — срывающимся голосом выкрикивал Самохин. — Неправда это!

«Арслан совсем с ума сошел! — разозлился Соснин. — Какой еще Янгикурган, это же совсем в другой стороне».

— Спокойнее, Самохин. Вы сбили девочку и на большой скорости, не останавливаясь, скрылись. Свидетели происшествия запомнили номер машины 66-00. Сами посудите, откуда бы мы его иначе взяли? Мы лишь ждали, пока вы вернетесь из рейса.