Следствием установлено… - [32]

— Кому выгодно? Кому нужно? — повторил Охочий. — Вопрос поставлен серьезно. Кому нужно устранить Кулешова с завода? Вопрос этот, кстати, можно даже усилить — кто заинтересован, чтобы Кулешов умер? Да, да, это не преувеличение. Именно умер, ибо тот, кто писал анонимки, прекрасно знал, что у директора был один инфаркт, и надеялся на второй. Мол, чем хуже, тем лучше. Я вас разочарую. Не знаю я таких людей на заводе. Есть плохие, есть хорошие, но чтобы сознательно добивать человека, надо быть отпетым живоглотом. Я прекрасно понимаю ваш вопрос. Есть и такие, которым хотелось бы стать директором завода, — желание вполне понятное. Можно стремиться к его исполнению, но использовать такие методы для достижения цели — отвратительно.

— Константин Сергеевич, — прервал он снова Охочего. — Я понимаю, хороших людей на заводе много, большинство из них с негодованием отвергнут такой путь, но мне эти люди не нужны. О них в другой раз. Сейчас мне нужны другие — отрицательные, причем не явные злодеи, а те, которые пытаются скрыть эти качества. От пытливого наблюдателя им, понятно, не укрыться, ведь трудно постоянно носить маску. Понятно?

— Понятно. Попробую, — немного подумав, ответил Охочий. — Но для начала разрешите задать вам вопрос.

— Пожалуйста.

— Если вы были в объединении, то уж, конечно, ознакомились с материалами проверок?

— Допустим.

— Заметили ли вы в них какую-нибудь странность?

— Странность? — Вершинин стал вспоминать прочитанное. — Какую странность?

— Меня удивляет одно обстоятельство: почему во всех проверках руководителем комиссии являлся один и тот же человек — Алексей Михайлович Раков, главный инженер объединения? Состав комиссии менялся, а вот руководитель оставался прежним.

«Действительно, почему все время Раков? — задумался Вячеслав, — даже объективности ради следовало бы назначить другого. Надо посмотреть, по чьей инициативе его посылали».

— Думаю неспроста, — продолжал Охочий. — Я краем уха слышал, что Мартьянов возражал против этой кандидатуры, когда второй раз решался вопрос о руководителе бригады, но тщетно. Назначили Ракова. А почему? Я слушал его на совещании, которое он проводил по результатам проверки, и скажу откровенно: все вроде правильно говорил — и про отрицательное, и про положительное, но уж больно своеобразно. Осадок какой-то тягостный после его слов оставался. С одной стороны, выходило, будто письмо надуманно, а с другой — недоговоренность бросала тень на Кулешова. Люди недоумевали: не было ясности. Он все только запутал. Почему?

Вершинин пожал плечами. Пока что особого смысла в рассуждениях Охочего он не уловил. Раков с высоты своего положения мог намеренно сгустить краски, оставить недоговоренность, чтобы не расхолаживать подчиненных.

Заметив, что собеседник не понял, куда он клонит, Охочий нервно повысил голос:

— Ракову шестьдесят четыре года. Как мне известно, между ним и Мартьяновым имеются шероховатости во взаимоотношениях. Генеральный директор пытался культурно проводить его на пенсию. В главке, однако, Ракова кто-то поддерживал и с Мартьяновым поначалу не соглашались, но потом пошли навстречу, при условии достойной замены. Тот предложил Кулешова. С кандидатурой Игоря Арсентьевича начальство согласилось.

— Допустим, у Ракова имелись основания скомпрометировать Кулешова, и он это с успехом делал, — согласился Вершинин. — Но при чем здесь анонимки? Или вы хотите сказать, что их написал Раков?

— Упаси бог! Но над его поведением стоит задуматься.

— Константин Сергеевич, дорогой мой. Ваш рассказ мне важен и нужен, но поведение Ракова только производное, ведь нет анонимок — нет комиссий, а следуя от комиссий к анонимкам, только запутаешься. Давайте лучше вернемся к заводу.

— Завод наш предприятие сложное, огромное. Коллектив хороший, с поставленными задачами справляется, — почему-то вдруг стал говорить как на собрании Охочий, но заметил, что собеседник пропускает общие слова мимо ушей, и спохватился. — Взять наше руководство — все на высоте. Директор, главный инженер Раух или заместитель директора Колчин. Работают в контакте, никаких вылезающих наружу противоречий между ними я не заметил. Кулешов с обоих требует жестко и на производственных совещаниях во всеуслышанье высказывает им нелицеприятные вещи, но воспринимается это как должное, без обид, хотя Раух, например, намного старше Кулешова — ему пятьдесят семь лет.

— А Колчину?

— Колчин молодой. Он моложе директора. Человек властный, самодовольный.

— Из тех, кто всегда доволен своим умом и не доволен положением?

— Трудно сказать. Колчин — человек достаточно сложный и отрицательные качества держит при себе. Прямолинейность не в его характере.

— Итак, — подвел итог Вершинин, — кое-что о Колчине мы выяснили: самодовольный и скрытный. Качества многообещающие.

— Такие качества присущи многим, — возразил Охочий, боясь бросить подозрение на заместителя директора, — и, если они не болезненно гипертрофированы, разве можно назвать их отрицательными. Просто качества. Ведь что такое самодовольство? Человек доволен самим собой. Или скрытность — значит человек молчаливый, не допускающий до своей души каждого и всякого. Иное дело — зависть, корыстолюбие. Эти качества отрицательные, окраска их вполне определенная.