Следствием установлено… - [12]

Вершинин бросил взгляд на свой телефон. Оказалось, после разговора с Охочим он неправильно положил трубку. Чертыхнувшись, Вячеслав сдвинул ее на место и почти взлетел на третий этаж в приемную.

По транспортному он услышал знакомый голос Саши Пантелеева из линейного отдела.

— Вячеслав Владимирович! — кричал тот в трубку, как на пожаре, — Стрельников до вас не дозвонился и уехал, поручил мне связаться. В дежурке у нас паренек один находится, думаю, вас заинтересует разговор с ним.

— Кто? Неужели Глухов?

— Нет, но ему кое-что известно о Глухове.

— Срочно вези, жду.

Парнишка оказался на редкость худым и угловатым. Кости выпирали из него в самых неподходящих местах. На скулы, казалось, не хватило кожи, а большие, хрящеватые уши чуть подрагивали в такт движениям головы. Мусоля в руках кепчонку, он беспокойно сидел на жестком стуле.

— Олег Гагулин, — представил его Пантелеев, не скрывая презрения. — Бросил школу, отирается на вокзале. Задерживали не раз, родителей вызывали, а он продолжает свое. Меняет жевательную резинку на импортные сигареты и наоборот. Меняла!

— Где живешь, Олег? — мягко спросил Вершинин, стараясь сгладить впечатление от резких слов Пантелеева.

Подросток назвал пригородный поселок, тот же самый, где жили Глухов и Шестаков.

— Учиться почему не желаешь?

— Я хочу, хочу учиться, — заторопился парнишка, — только не в школе.

— А где же?

— В торгово-кулинарное хочу пойти.

— В чем же дело? Иди.

— Отец с матерью против. Ругаются. Школу, говорят, заканчивай, а потом в институт. А я в кулинарку хочу. У меня там друг учится. Рассказывал.

— Надо помочь человеку, — обратился Вершинин к Пантелееву, — с родителями поговорить. Вдруг призвание в этом. Может, известность ждет его в будущем на этом поприще.

— Постараемся помочь, хотя и трудно, — пожал тот плечами. — Родители у него несговорчивые. Об училище и слышать не хотят. Инженер — и точка. И чтоб на завод, где отец работает.

— Преемственность — вещь хорошая, когда она не против воли. Мы поговорим с твоими родителями. Понял, Олег?

Тот безнадежно махнул рукой.

— Тетя Женя из милиции сто раз с ними говорила. Бесполезно — милицию они не послушаются.

— Ох и хитрец ты, — засмеялся Вершинин. — Ну да ладно. Возьму эту миссию на себя. А пока, дорогой, расскажи-ка поподробней, когда в последний раз видел своего соседа — Глухова Витю. Припомни поточней.

— Последний раз в поселке видел три дня назад. Он как раз к остановке автобуса шел с рюкзачком. Тощий такой рюкзачок. Увидел меня, остановился, рубль отдал: должен был за пачку югославской жвачки. Я еще спросил его, куда так поздно, а он махнул рукой и говорит: «Будь здоров, Олег, не житье мне теперь здесь». Тут как раз рейсовый подошел, он в него — нырь, а я своим путем… Подумал, врет Витька, любит он приврать. Ну, а после его уже не встречал.

— А до этого где видел, расскажи, — вмешался Пантелеев.

Олег нерешительно произнес:

— Меня ж про последний случай спрашивают. А перед тем… Перед тем я Витьку на вокзале встретил. Он с Ханыгой пиво пил, меня увидел и послал за водкой. Я ведь длинный, мне продавцы без звука отпускают. Принес бутылку, пошли на товарный двор, там они ее и распили. Мне малость налили, но я водку не пью, невкусно — горькая. Вино — другое дело, а эту я вылил потихоньку. Потом между Витькой и Ханыгой спор пошел. Ханыга у него еще деньги на бутылку просил, а тот не давал. «Ты мне, — говорит, — и так пятнадцать рыжих должен». Ханыга изругался по-матерному и еще сосунком назвал его, а потом — Дуняшкой. Его иногда за щеки так называли. Они у него красные, как помидор, — Гагулин замолчал, переводя дух от длинного рассказа.

— А потом? Потом что произошло?

— Потом? — Олег продолжал уже менее охотно. — Ханыга ударил Витьку и полез к нему в карман. Тот вырвался и бегом. Крикнул только: «Погоди, гад, я тебе сделаю». Я тоже дал деру, чтобы с Ханыгой не связываться. Он трезвый — чего хочешь сделает, а пьяный и подавно. Потом я Глухова уже с рюкзаком встретил.

— И Ханыгу встречал?

— Нет. Ханыгу не встречал, — ответил тот, потупив глаза.

«Значит, все-таки дело рук Глухова, — подумал Вершинин, рассматривая стриженный затылок паренька. — Но ведь железнодорожник рассказал о нескольких парнях. Четверо преследовали одного. Успел собрать приятелей? А может, и этот с ними был?» — закралось подозрение, но он тут же отказался от него — подросток говорил искренне.

— И какого же числа все это произошло?

— Я говорил товарищу лейтенанту — восемнадцатого, вечером восемнадцатого. Часов в девять, может, в десять.

У Вершинина екнуло сердце. В тот день и был убит Шестаков.

— Смотри-ка, какая у тебя память, — сказал он. — А не спутал ли?

— Я с Вовкой Фединым на вокзале в тот день встретиться договорился, — объяснил Олег. — У него предки за границей были, привезли кое-что, вот мы и договорились собраться, посмотреть. Семнадцатого он вечером в бассейн ходил, а восемнадцатого свободен оказался. Можете спросить. Я у него блок «Данхилла» выменял, знаете, сигареты импортные в красной упаковке с золотыми буквами.

— Куда же ты их дел? Сам-то ведь не куришь.

— Балуюсь иногда… Сигареты я потом сменял с одним на польскую шариковую авторучку.