Следствие защиты - [3]
Уоррен продолжал быстро подниматься по служебной лестнице. Он и не вспоминал о Фрире, пока тот через восемь месяцев сам не напомнил о себе событием, случившимся ночью на автомагистрали к северу от города, где Верджил Фрир был арестован при попытке ограбления автофургона, перевозившего телевизоры. У Верджил при себе оказался пистолет 38-го калибра. Он успел обменяться шестью бешеными выстрелами с группой полицейских, прибывших на задержание, прежде чем был ранен в ногу и принужден к сдаче оружия.
Весьма дотошный молодой помощник окружного прокурора, изучая полное досье Фрира, обратил внимание на очевидную странность, касавшуюся последнего приговора. Он сказал Верджилу:
– А ну-ка взгляни сюда, на свое письменное заявление в связи с прошлогодним делом о хищениях в “Кмарте”, где ты клянешься, что не имеешь других судимостей. Значит, ты солгал, мешок с дерьмом?!
– Да, но так велел мне сделать мой адвокат.
Когда Уоррен узнал об аресте Фрира, он опустил голову и закрыл лицо ладонями. Конечно, он мог бы блефовать, утверждая, что Фрир никогда не говорил ему о своих судимостях. Однако еще одна ложь при подобных обстоятельствах – это было больше того, что он мог бы вынести.
В тот вечер, придя домой, он обо всем рассказал своей жене Чарм, молодой женщине, обладавшей изящной фигурой и твердыми убеждениями. Под своей девичьей фамилией Кимбал Чармиан работала репортером в местной независимой телекомпании. Домом четы Блакборн было красное кирпичное приземистое строение на Брейс-Байю, с маленьким, окруженным бананами прудиком во дворе. Стоя в тени над прудом, Уоррен созерцал безучастность Вселенной.
– Я чувствую себя абсолютным дураком, – сказал он. – Ради человека, которого я наверняка никогда бы больше не встретил, я поставил на карту всю свою карьеру.
– Ты думал, что он станет считать себя твоим вечным должником, – спокойно, с некоторой укоризной сказала жена Уоррена. – Ты попросту забыл о человеческой природе.
Несколькими днями позже в районной прокуратуре Уоррен узнал, что жена Верджила Фрира скончалась семь месяцев назад. В передвижной домик сразу же вселилась большегрудая, с незакрывающимся ртом Белинда, чтобы делить с хозяином его неопрятную постель. Двух своих старших детей Верджил отослал на жительство к их тетушке-алкоголичке в Форт-Уэрт, а обоих младших сдал в государственный приют для сирот, где ему пообещали организовать их усыновление.
О Господи! – подумал Уоррен. Где были мои глаза? Ведь я не новичок в своей профессии, не ребенок, ну как же я мог так ошибиться?
Он был формально как юрист защиты обвинен в лжесвидетельстве, повлекшем за собой тяжкие последствия, – в уголовном преступлении, поскольку разбирательство проводилось официально, в судебном порядке. Если бы Уоррена признали виновным по этой статье, он был бы навсегда исключен из юридической корпорации. Однако Джин-Максимум был известен в кругах и повыше, чем Фаннин, 201 – офис окружного суда. Униженный, противный самому себе в гораздо большей степени, чем кто-то в этом суде мог представить, Уоррен прибыл туда с мертвенно-бледным лицом раскаявшегося грешника и все-таки сумел обернуть дело в свою пользу: обвинение в лжесвидетельстве, повлекшем тяжкие последствия, было заменено на мелкое должностное преступление класса А – соучастие в ложном свидетельстве, данном под присягой. Стороны сошлись на условном осуждении сроком один год.
Надев свой самый скромный серый костюм, Уоррен предстал перед судьей Лу Паркер, поскольку правонарушение имело место именно в ее учреждении. Облаченная в судейскую мантию, судья Паркер сидела в большом кожаном кресле за судейским столом, прямая, как столб, и ласково перебирала своими короткими, словно обрубки, пальцами золотую цепочку, на которой болталось ее пенсне. Судья Паркер говорила мужским голосом с сильным южнотехасским акцентом. Она назвала Уоррена “позором всего юридического сословия, положившим черное пятно на светлую память отца, выдающегося юриста”.
В расположенном на восьмом этаже, лишенном окон и освещенном флюоресцентными лампами зале судебных заседаний, где присутствовал постоянный аммиачный запах, лишь слегка перебивавший запахи человеческого пота, юная Нэнси Гудпастер с заслуженным удовольствием начала зачитывать вслух строки обвинительного приговора.
Но судья Паркер нараспев произнесла:
– Мистер Блакборн, прежде чем я рассмотрю официальные рекомендации штата, мне хотелось бы от вас самого услышать, в чем вы видите свою вину и почему вы считаете, что мне не следует обрушивать на вашу склоненную голову такой приговор, который обрек бы вас на три года тюремного заключения. Мне бы не хотелось еще раз выслушивать ту сентиментальную чушь, какую вы, адвокаты, обыкновенно подбрасываете мне, когда хлопочете за какого-нибудь подлого пса, продающего кокаин детям. Попробуйте ответить, юрист. Ведь вы претендуете на звание служителя закона.
На протяжении всей судебной процедуры Уоррен имел мрачный вид, однако голова его вовсе не была склоненной. Он испытывал то же самое чувство, какое в подобных случаях испытывают многие преступники: скорее раздражение по поводу того, что они позволили себя поймать – из-за собственной глупости и детской доверчивости, – чем сожаление о нарушенном соглашении с обществом.
