Следствие по всем правилам - [22]
— Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь… Завтра буду в отделе, зачем-то вызывают. Поговорю там с кем надо. Если никого не назначили, попрошу дело себе. Найдем, не дрейфь, братан!
— А юрис-тпру-денция? — лукаво напомнил Игорь.
Николай вздохнул:
— Будем разумно совмещать…
Игорь боднул Николая, тот поймал его за плечи, чуть пригнул и, удерживая в таком положении, потребовал:
— А мать не обижай!
— Пусти!
— Слово?
— Ну.
— Опять барахтаются, — Анна Ульяновна заглянула в комнату. — И что у вас, мужиков, за порода такая?.. Чуть что — руки в ход пускают. Ужинать идите.
— А это — завсегда! — Николай наклонился к Анне Ульяновне. — Чем отличается студент от гостя?.. Гость встал из-за стола и пошел домой, а студент поел за одним и — сел за другой. Чувство голода у него наследственное, чем он и знаменит среди прочих бледнолицых.
— Ой, Колька! Балаболка несусветная! — Анна Ульяновна покачала головой.
— Дорогу знаменитому Шерлоку Холмсу и его верному другу доктору Уотсону! — Николай распахнул дверь и с поклоном пропустил вперед Игоря.
«Джульетте было тринадцать, а Ромео — пятнадцать».
Информация к размышлению.
Ранние сумерки спустились неожиданно, сразу приглушили цветовые контрасты улицы, размыв четкие линии домов, столбов, деревьев. Щедро выпавший накануне, еще не задымленный снег громоздился боярскими шапками на заборах, крышах, карнизах, и отраженный им свет делал вечерний город еще более воздушным и прозрачным.
— Скучно было бы без зимы? — Андрей чуть наклонился и заглянул Марине в лицо.
— Да, — она улыбнулась, но улыбка получилась неясной, как всегда, а какой-то вымученной, жалкой.
— Ты все еще думаешь о выходке Игоря?
Марина не ответила.
— Пойдем туда, — она показала на ярко освещенную красным, синим, зеленым неоном площадь, где возвышалась, переливаясь огнями, огромная елка.
Вокруг нее тесным хороводом замерли звери: зайцы, лисы, медведи с нарисованными глазами и носами. Дед Мороз в малиновой шубе и шапке стоял под деревом рядом со Снегурочкой, и они в четыре глаза следили за безмолвным весельем.
— Не люблю их, — зябко передернула плечами Марина. — Издали еще ничего, а близко — брр!.. Как в мертвом царстве.
Андрей удивленно посмотрел на нее. Никогда, видно, ему не понять женской психологии: сама позвала сюда и сама же фыркает!
— Откуда вообще взялся этот дикий обычай? Наряжают дерево, попрыгают вокруг него немного и выбрасывают!..
— Ты не любишь этот праздник? — Андрей поразился.
— Теперь не люблю.
— Почему?
— Так… Ты не ответил, откуда — Новый год?
— Считается, что это — видоизмененный обычай язычников. Они поклонялись дереву, как богу. Хотели задобрить его, приносили подарки: плоды, свои украшения и развешивали на ветвях. Исполняли вокруг дерева ритуальные танцы, жгли костры… Красивый обряд, правда? Поэтому и живет, мне кажется, долго… У тебя настроение плохое?
Марина засмеялась. Андрею показалось, что чуть заметно дрогнуло ее рассыпчатое «ха-ха-ха», всхлипнуло и оборвалось.
— Ну, расскажи еще что-нибудь, Профессор.
— А что?
— Все равно, — вздохнула Марина.
— Могу про хвойные, хочешь?.. Ты знаешь, что это самый древний на Земле класс деревьев? Самый, самый! Только подумай: не было людей, обезьян — вообще класс млекопитающих еще не развился, ползали медузообразные твари, а они уже были!.. Вот эта ель: ей двести лет, минимум. Представляешь?.. Проклюнулась ее первая иголка из семени, когда тут непроглядная чаща были, тысяча семьсот какой-то год!.. А ель себе росла и росла и с самого первого своего часа вырабатывала кислород. Можно приблизительно подсчитать: двести лет… 73000 дней… Это около трех тонн кислорода!.. Одному человеку его хватит почти на семь лет! С рождения — до школы!..
— А ты знаешь, Лаптев, — тихо сказала Марина, — что Джульетте было тринадцать лет, а Ромео — пятнадцать?
— Что ты хочешь этим сказать?..
— Совсем не то, что ты подумал, — она усмехнулась. — Ты вот ахаешь: ель живет двести лет! А тебя не удивляет, что всего за пятнадцать лет из крошечного зародыша — одной единственной клеточки! — развивается глубоко мыслящее существо? Способное любить и сделать выбор?.. А его насильно пеленают, — прибавила она с горечью. — «Ты еще маленькая! Ничего не понимаешь! Помалкивай!..»
Андрей, наверное, выглядел, по выражению Тулупчикова, «глупее паровоза», потому что Марина повернулась и пошла с залитой светом площади.
Они молча пересекли длинный сквер до конца, спустились по каменной, запушенной снегом лестнице и потом долго, замедляя шаги, брели по роще, пока тропа не привела их к Терему.
Андрея приводила в отчаяние своя беспомощность, мучило неумение выразить то, о чем так много и хорошо думалось в минуты уединения.
Вдруг Марина остановилась и пристально посмотрела ему в глаза.
— Хочешь, скажу что-то?..
Андрей почему-то испугался, как в детстве, когда не разрешал матери дочитывать сказки со страшным концом.
Затеялся легкий верховой ветерок, и тотчас оживились, закрутили головами петухи на Тереме, громко и скрипуче делясь впечатлениями. Марина задумчиво обметала красной рукавичкой снег с крутых ступенек пожарной лестницы, и он неслышным сухим дождем осыпался вниз.
