Следователь особого отдела - [23]

— Виноват, товарищ майор, — сержант понуро опустил голову. — Дыра ж там, в заборе…

— Все, сержант, подпиши протокол — и ты свободен. — Дзукаев подошел к Тарантаеву. — Ну, Тарантаев, теперь все ясно или надо объяснять?.. Будем говорить?

— Ничего не знаю, — словно помешанный, забормотал Тарантаев. — Не был я нигде, не убивал никого.

— Ну, это теперь ни к чему. Только полное признание, я думаю, может еще как-то повлиять на вашу судьбу, на решение трибунала. Увести!

Бойцы вывели босого Тарантаева.

Дзукаев посмотрел ему вслед и укоризненно вздохнул:

— Такая промашка… Просто стыдно! Ну, ладно, пусть теперь он немного пошевелит мозгами.

— Мне кажется, он уже сообразил, что в клещах. Сник ведь под конец-то, — Дубинский, чувствуя свою вину, хотел как-то оправдаться.

— Сник-то сник… Посмотрим. Иди, Виктор, к полковнику и проси оформить ордер на арест. Он сам с Прохоровым свяжется. Думаю, этого будет достаточно?

— Вполне.

— Рогов где? Узнай в отделе, где он и что слышно о парашютистах? Закончишь у полковника, сразу займись Красноармейской улицей. Понимаешь? Просей, процеди ее всю насквозь, а про сапоги не забывай… Понимаешь, какая связь получается? Партизаны — подполье — связная — Тарантаев — гестапо. Прямая связь, если все так и было… Может, у партизан найдутся какие-нибудь следы Тарантаева…

8

Секретарь райкома партии принял Дзукаева без промедления.

Он выглядел бы совсем молодым человеком, если бы не седые виски и серебряный проблеск в черных смоляных кудрях.

— Здравствуйте. Контрразведка просто так попить чайку не заходит, — приветливо встретил секретарь и поднялся из-за стола с дружески протянутой рукой. — Чем могу служить? Впрочем, чайку мы все-таки сумеем сообразить, время обеденное. Не возражаете? Как вас по батюшке?

— Иван Исмайлович.

— Наташа! — крикнул секретарь за дверь. — Два стакана чайку, пожалуйста, и не тревожь нас, мы заняты. — Он обернулся. — В жару помогает, вы — южный человек, знаете. Да и нечем другим угостить. Вот оперимся, придем в себя, тогда приезжайте, угостим по-смоленски, щедро. — Секретарь сел за приставной узкий столик напротив Дзукаева и сцепил сильные пальцы в замок. — Слушаю вас.

Дзукаев коротко рассказал о событиях последних дней, описал внешность Тарантаева, упомянул о Червинском.

Секретарь внимательно, насупив густые брови и глядя на свои переплетенные пальцы, слушал и не перебивал вопросами. Только благодарно улыбнулся совсем молоденькой девушке, принесшей чай: “Спасибо, Наташа!” — подвинул Дзукаеву стакан с кусочком сахара на блюдечке, позвенел ложкой в своем. Вздохнул:

— Задачка… Собственно, я здесь секретарь молодой До войны, за год примерно, избрали секретарем райкома комсомола. Потом отряд, в общем, хватало всякого, как говорится, якова. Тарантаев, значит… Нет, не помню. Вы говорите, он мог работать в нашем сельпо? Это можно проверить. Где-нибудь в архивах наверняка сохранилось. Правда, с этим вопросом у нас, прямо скажу, неважно. Многое вывезли, что не смогли, уничтожили. Но посмотрим, я дам команду… Значит, Тарантаев…

— Александр Серафимович, меня вот что интересует, — Дзукаев вынул из планшета потрепанный блокнот и ка­рандаш. — Вы позволите?

— О чем речь? Конечно.

— Мы еще вернемся к Тарантаеву. А теперь, если можно, вспомните тех, кто был в подполье, в партизанском отряде, о командире, которого звали Антон, где он и что с ним? Хотелось бы знать про историю с подпольем, ваши предположения о причинах провала, ну, а потом вернемся к Тарантаеву. Никуда он не денется, у нас сидит.

— Боюсь, что история эта не будет короткой, — задумчиво сказал секретарь. — Но я ценю ваше время и постараюсь уложиться… — Он взглянул на свои часы. — Дел, знаете ли, невпроворот… Да вы пейте, пейте чай… С чего же начать?

— Если можно, с начала, — усмехнулся Дзукаев.

— Ну, что ж, давайте с самого начала, — вздохнул Завгородний. — Ситуация в нашем городе и районе с первых дней оккупации сложилась прямо-таки критическая. Похоже было, что гитлеровцы уже с первых дней имели у себя полный список районной парторганизации, всего руководящего состава и не только здесь, но и в Борском, Знаменском и других соседних районах. Списки комсомольцев, активистов, даже их родных и знакомых. Буквально через короткое время повальные обыски и аресты. Брали целыми семьями, включая детей. На бывшем консервном заводе в подвалах оборудовали тюрьму и свозили туда людей сотнями. Это был какой-то кошмар.

Ядро партизанского отряда, который действовал на территории трех наших соседних районов, мы сформировали еще до прихода фашистов. А возглавлял его очень опытный товарищ. Он из Москвы прибыл. В короткий срок была создана сеть тайных складов продовольствия, оружия и зимней одежды для партизан, продумана система связи, организованы городские явки. Словом, людей готовили тщательно, учитывая, конечно, полное отсутствие времени. Немцы ведь появились здесь уже в июле, сами понимаете. Да, времени не было. Но мы не могли тогда предположить, насколько фашисты оказались осведомлены о нашей деятельности. В первые же недели практически все городские явки были провалены. Сейчас-то ясно, что на стороне фашистов действовал кто-то очень информированный. Хватали и расстреливали наших людей ежедневно, каждую ночь. Увозили в загородную рощу. Там нынче работает чрезвычайная комиссия, вскрывают рвы, куда сбрасывались тела убитых. Этого не рассказать, надо увидеть самому. И в таких вот условиях наш партизанский отряд провел несколько довольно серьезных операций. Самой крупной была диверсия на железнодорожном узле. Наши ребята сожгли два эшелона с горючкой, взорвали стрелки, словом, устроили немцам фейерверк. Движение поездов было полностью парализовано на несколько суток. И это в самый-то разгар немецкого наступления на Москву. Паника была неслыханная. Но и репрессии удвоились. Если не утроились… Вот так… Ну, а наш командир…