Следователь - [12]

- Тело нашли?

- А-а-а, поняли, Фигаро, откуда ветер дует?.. Да, нашли через пару дней ниже по реке.

- Заключение?

- Утоп. Чего тут удивительного? Строчка – река быстрая, глубокая, в низовьях, где поближе к трясинам, еще можно встретить водяниц, а, говорят, что и настоящие русалки попадаются. Врут, конечно – их лет сто назад повывели. Но так чтобы точно никто сказать не может. В общем, погоревали и забыли. А потом погибли ее родители… Нет-нет, Вы ничего такого не подумайте! Катастрофа на пароходе «Геркулес». Пожар в трюме. Там вообще мало кто спасся. Мари тогда только-только исполнилось пятнадцать. В общем, остались два наследника: она и ее старший брат Альфред. И вот какая штука: когда вскрыли конверт с завещанием, то оказалось что Мари не достается почти ничего – так, какие-то гроши и дом ценой в пару сотен. Все остальное отходило Альфреду. Ничего странного – братец-то ее всегда у родителей в любимчиках ходил. Матик тогда рвал и метал, но сделать, понятное дело, ничего не мог.

- Кажется, я понимаю, куда Вы клоните, господин Гастон.

- А чего тут понимать. Альфред помер через месяц. Ну, тут уж расследование было посерьезней. Но придраться ни к чему не смогли. Охота, он много выпил, лошадь понесла… Итог: падение в овраг и сломанная шея. Но тоже ничего необычного. Наездник из Альфреда был как из дерьма пуля, заложить за воротник он всегда любил, а ребер переломал, с лошадей сверзившись – не сосчитать.

- И госпожа Мари унаследовала все.

- Не просто «унаследовала». К ней перешло чуть ли не самое крупное состояние в губернии. Но девочка была в полной прострации, поэтому все дела устраивал Матик. Назначил распорядителей, продал кое-что из недвижимости, содержать которую стало хлопотно, да и не нужно и забрал Мари к себе. Та была только рада – кроме Матика у нее, почитай, никого не осталось. И все было – тишь да гладь пока не стукнуло ей двадцать.

- Спорим, опять любовная история?

- А кто ж спорит… Повадился к ней захаживать женишок – модный адвокат, господин Степлтон. То есть, между нами говоря, не сам повадился, а Матик его навострил: говорил, девка со скуки пропадает; замуж не выскочит, так пусть хоть потешится… Угу, потешилась. Дошло у них со Степлтоном почти до свадьбы. Он мужик грамотный был, начитанный и с юмором – ей такие нравятся. И что бы вы думали? За месяц до свадьбы господин адвокат…

- Умер?

- Пропал. То есть – совсем. Был – и нету. Зашел домой, приказал подавать ужин, налил себе коньяку, сел в кресло и – пуф! Прислуга его больше не видела. И никто не видел. Коньяк в бокале, сигара в пепельнице, плед на полу, а самого Степплтона – ни слуху, ни духу.

- Инквизиция подключилась к расследованию?

- Конечно. И пришла к выводу, что имело место направленное колдовское вмешательство непонятного рода. Но, сами знаете, «нет тела – нет дела». А адвоката так и не нашли.

- Ого! – Фигаро принялся нервно набивать трубку; пухлые ладошки следователя заметно подрагивали. – На этом у Вас все?

- Почти.

- О Господи!

- Два года назад у Мари опять случилась любовь. Да еще какая! Слышали о Матье Верди, художнике?

- Ха! Да о нем каждая собака в Королевстве слышала! В прошлом месяце его «Незнакомка с вуалью» ушла на столичном аукционе за полмиллиона какому-то халифу…

- Вот-вот, он самый. А Вы слышали, как он погиб?

- Конечно. Пожар в «Ригеле». Хорошая была ресторация, хотя и жуть какая дорогая, – Фигаро внезапно замер. – Вы хотите сказать…

- Не хочу. В конце концов, я работаю на Матика. Но говорить придется. Художник погиб, а вот госпожа Мари, которую он пригласил в тот вечер на ужин...

- Кажется, я догадываюсь.

- Да. Госпожа Мари совсем не пострадала. Представляете? Человек, с которым она сидела за одним столиком, сгорел до обрубка, а на ней – ни царапины. Вы верите в чудеса, Фигаро?

- Скорее, в странные совпадения. Но теперь я понимаю, почему в Инквизитории эту вашу Мари взяли под стражу. Я бы сам отдал такой приказ. И теперь, я так понимаю, она у них подозреваемая номер первый?

- Конечно. Поэтому-то Вы и понадобились Матику.

Некоторое время они молчали. Фигаро пыхтел трубкой и рассматривал надписи на фабричной стене. Надписи были удручающе однообразны и призывали купить лошадей, продать золотой лом, кушать в кабаке «Кролик и Кости», извещали о глубоком моральном падении некоей госпожи Валетты, уличали какого-то Фантика в содомском грехе и предлагали иноземцам с ближнего и дальнего Востока убираться домой. Зато способы, которыми они были нанесены на стену, были самыми разными: от обычной малярной кисти до воздушного распылителя. Тут можно было увидеть обычные масляные краски, светящиеся алхимические краски-хамелеоны, рельефную пластику и даже колдовские пенокраски, постоянно двигающиеся, переливающиеся, искрящиеся немыслимыми цветами. Те, заряд которых уже сходил на нет, слабо поблескивали и уже почти застыли, напоминая серую накипь на стенках титанического чайника. Словом, техника исполнения опять всухую била гуманитарное содержание.

…Редут Инквизиции поразил следователя. Он ни разу не бывал здесь; все его предыдущие посещения Нижнего Тудыма обходились без посещения каких бы то ни было государственных учреждений. Только что коляска ехала по грязной брусчатке между закопченной стеной фабрики и жестяными коробками бараков Большой Пружинной, а в следующее мгновение они уже свернули на узкую улочку, утопающую в листве. Это была  подъездная дорожка, по обеим сторонам которой росли декоративные клены, пылающие карминовым огнем осени. Под колесами заскрипел розоватый песок, мелкий и мягкий, словно алмазная пыль, и коляска выехала к решетчатой ограде стальные пики которой украшали жеманные кованые завитушки и темный полог ядовитого плюща.