След Охотника - [6]

— Монастырь. Вас туда не пустят.

— Сбежать от нас решил? — поняла Морана. — Ну давай. Может среди своих святош тоже друзей заведешь, хотя я сомневаюсь, среди них один ты нормальный и есть. Даже этот Хеган… Слушай, я могу замолвить за тебя словечко. И Кронос тебя к себе возьмет, без вопросов.

— Впервые слышу, чтобы мне так доброжелательно предлагали гореть в аду, — заметил Глейн.

Морана и Кэйсар понимающе попрощались с ним подальше от поселения, чтобы не подмочить репутацию Глейна. Тот вздохнул спокойно — клонило в сон, гудели уставшие ноги.

Монастырь возвышался посреди селения, почти в самом центре. А вокруг — частокол метров пять, деревянные заточенные осиновые колья, толщиной как раз с Глейна. Обычно такой забор не проблема, когда ты пришел с миром. Глейну пришлось минут пять поорать, чтобы над воротами появилась удивленная лохматая заспанная башка и кивнула:

— Сейчас святого отца кликну.

Глейн еще немного постоял у стен, над которыми появлялось то одно, то другое удивленное лицо, то два сразу. А потом ворота открылись — тяжело и со скрипом, но все же. За ними стоял священник лет сорока, на две головы выше Глейна.

Глейн расстегнул ворот до того, как его об этом попросили, и священник, открывший было рот, тут же его закрыл, подождал, когда Охотник покажет татуировку, пристально изучил и кивнул. На шее у всех Охотников была татуировка креста с затейливой вязью, с вписанной в грани молитвой, переходящая ниже, до ключиц. Где-то дня три уходило на то, чтобы ее набить, и это являлось как их доказательствами сана, так и защитой. Как раз в том месте, куда так любят кусаться вампиры. Защита слабенькая, когда тебе скорее норовят голову оторвать, чем деликатно цапнуть в шею, но все же помогала.

— Меня зовут Глейн, — представился он, когда суровый священник подобрел. — Утром вышел из города. Возможно, это слабость, но я не хотел бы проводить эту ночь в лесу.

— Конечно, — кивнул священник. — Мое имя Хемминг. Можешь остаться в деревне, за стенами с наступлением ночи становится опасно.

Глейн мог бы на это фыркнуть, но забором был огорожен небольшой участок, дворов на двадцать. Такие деревни обычно сами по себе существовали, без частокола. Здесь же вроде как опасно. Настолько, что взрослое население деревни, вооружившись вилами и косами, с этим справиться не может. Выглядело все так, что лучше поверить на слово. Поэтому Глейн поспешил войти, ворота за ним закрылись.

Внутри стен было грязно от глины, едким дымом исходили кузницы, никаких улочек — дома натыканы как попало, все низкие, в один этаж, окна почти у самой земли. Надо всем этим, как чужой, возвышался деревянный монастырь с колокольней.

— Совсем недавно тут был один из ваших, — рассказывал Хемминг. — Переночевал и отправился дальше. Мы не просили у него помощи, и от вашей тоже откажемся, если захотите предложить. Мы справляемся сами.

— С вампирами? — понял Глейн, больше глядя по сторонам и под ноги, чем в спину священника, поэтому пропустил кивок того.

— Да. С ними. Им нравится чем-то это место. Ночью за стены не выйдешь. Только если ты самоубийца. А днем ничего, нормально… Торговцев не трогают. А вот Охотника попробовали бы сожрать.

— Не впервой, — пожал плечами Глейн.

— Вы не понимаете, — возразил священник. — Их полчища. Обычно детей и женщин с наступлением темноты запирают в домах. Но если интересно — можете ночью посмотреть. Они иногда нападают, иногда просто сторожат вокруг деревни. Даже если их перебьют — придут новые. Мы уже пробовали.

— Охотник, что был тут до меня, случайно, не со светлыми волосами, высокий и?..

— Да, Хеган, — остановился у такого же вросшего в грязь домика Хемминг. — Вот тут никто не живет. Можете пока занять это место. За нас правда не стоит волноваться. Уверен, что у Охотника найдется более важное дело, чем вычерпывать воду из моря.

Дом внутри оказался темный, запыленный. Приятно пахло свежим деревом и сеном. Глейн скинул рясу, наконец с удовольствием упал на лавку с соломенным тюфяком — то ли после Хегана убрать забыли, то ли гости тут все же бывали.

* * *

Хеган. Что у него, ум теперь не на месте? Зарекся убивать вампиров, а то каждый недобитый будет за ним бегать? Или, насмотревшись на Бедвира, в них тоже людей увидел? Хеган был не самым мирным из Охотников, и, если Глейну сказать, мол, на нас нападают вампиры, но мы так сто лет жили и еще проживем, так что не беспокойтесь — он мимо пройдет. А Хеган возьмет свою цепь и отправится ночью в лес охотиться. Всех не перебьет, но до кого дотянется — точно.

Говорили, что у Хегана и правда всю семью убили. Большую, любящую семью. Когда Варин представлял ему Глейна, он так и сказал: «Смотри, Хеган. Это мальчик Глейн. Вы с ним похожи, у Глейна тоже всех убили».

Глейну тогда было тринадцать, Хегану — двадцать два. В столицу, где обучали Охотников, он прибыл из-за ранения, на Глейна смог глянуть только одним глазом, второй был забинтован. Мальчишки робели перед легендой. А Глейну впервые стало невыносимо стыдно за свою ложь: показалось, будто Хеган не проверил, прочитал по глазам, что малец тут — обманом. Это потом Глейн узнал, что Хеган на всех смотрел, как на дерьмо.