След Охотника - [33]

— За нами придут. А у меня крест на шее, у тебя клеймо на груди, — проворчал Глейн.

— Хм… И правда. Будем считать, что тебе многого не нужно.

Какое-то время Морана молчала. Глейна клонило в сон, хотя последние три недели он отсыпался за три года бродячей жизни.

— Глейн, ведь вот в одной кровати лежим. Неужели ничего не екает внутри? Я совсем для тебя пропащая?

— Я просто знаю, чья ты женщина, и очень не хочу, чтобы меня при жизни в котле пару недель проварили.

* * *

Глейн проснулся с чувством, что его переиграли. Он знал, куда шел, знал, что происходит и насколько все опасно, а оказался все равно не готов — что уж говорить о простых путниках.

Они ничего не пили и не ели. Именно потому, что чего-то могли подмешать в воду. Глейн выспался, к тому же на заданиях обычно было нервное состояние, во время которого и не спалось, и не елось толком. И он ничего не заподозрил, когда его ранним вечером начало клонить в сон. Сознание, очнувшееся и обнаружившее руки связанными, даже попыталось удивиться. Как же так, я же чутко сплю, я же бесстрашный (ну почти) Охотник, а валяюсь тут и правда как деревенщина какая-то.

Проверил горло — ворот по-прежнему доставал до подбородка, но это не значило, что креста не успели увидеть.

В этой комнате, пустой, без мебели и с одним окном, за которым все еще темно, Глейн был один. Откуда-то слышались приглушенные голоса. Не пугало, что Мораны не было рядом, потому что ее как раз есть кому вытащить даже из самой безвыходной ситуации. Глейн осторожно, как можно тише, перевернулся на спину. И, хотя шума от него не было, дверь в пустую комнату открылась.

— А чего происходит? — промямлил Глейн, глядя снизу вверх на хозяина гостиницы. — Если вам деньги нужны, то берите, только не трогайте.

— Ты же сам пойдешь? — присев на корточки, спросил трактирщик. Он улыбался так же дружелюбно, как когда принимал от него деньги или говорил о том, что готова спальня.

— Куда скажете пойду, — согласился Глейн, и в каждую секунду ждал удара под дых и яростного: «Ты думаешь, мы тебя не раскусили?! Креста твоего не заметили, что ли?!». Хорошо, что уже почти зима и застегнутая под самое горло одежда — обычное дело.

— Вот и хорошо, — одобрил хозяин и отступил на шаг. Терпеливо ждал, пока Глейн неловко и осторожно поднялся сам. Трактирщик тоже был готов бить, если тот побежит или попробует драться.

— А где девушка? — спросил Глейн только потому, что мальчишка, которого он изображал, спросил бы. Хозяин посмотрел в глаза насмешливо, ответил только:

— Спит еще.

А вот это не хорошо: Глейн надеялся на того, кто явится защитить ее. Думал, за компанию и его вытащит. Ну и ладно, хозяин — мужчина крупный, сильный, но против Охотника, да еще не ожидая атаки, не справится.

И Глейн правда искренне все то время, пока его вели вниз по темной лестнице трактира, на улицу, был уверен, как наивный мальчишка, что и ему ничего не грозит, что он сможет справится. И уже там, замерев в дверях, почувствовал, как сбилось сердце, пропустило удар, а потом начало колотиться с бешеной силой. Он на секунду стал собой: Охотником, попавшим в безвыходную ситуацию. Этого из всей толпы, ожидающей его на улице, казалось, не заметил никто — настолько незначительное отличие.

— Молодой, он таких любит.

— Мясо свежее, кровь ароматнее. Да и неиспорченная еще душа.

— Ага. А недавно купца понюхал и говорит: «Что за ерунду принесли, этот и так нашим будет».

— А, слыхать, купец после этого и пить бросил, и почти все деньги раздал…

Говорили приглушенно, словно в церкви. Хозяин трактира перехватил Глейна за шкирку, закинул на плечо, опять потащил вперед, похвастался:

— Там еще девка дрыхнет.

— А не жирно ему будет двоих сразу? — рассмеялся кто-то.

— Авось не подавится, — весело откликнулся хозяин, и все разговоры были полушепотом. Шли они как можно тише, стараясь ногами не шаркать. Вышли на двор, и Глейн почувствовал себя чучелом, которое будут сжигать в конце праздника.

Двор оказался расчищен, на нем почти ничего не было. Толпа, черт бы ее побрал, около пятидесяти человек, разбрелась. Все, кто метелками, кто руками, разглаживали землю, постепенно открывали песком присыпанную плиту с вырезанными на ней символами.

— Дядь, — зашептал Глейн. — Он и меня кушать не будет. Я это… Отца-то ограбил. Не отправлял он меня никуда.

— Ври, ври, сопляк, — равнодушно отозвался тот.

— Я — ври? А ты в кошель заглядывал? Дают столько детям, что в город едут?

Хозяин промолчал, сопел задумчиво. Попытался развернуться, чтобы Глейну в глаза посмотреть, но пока тот у него на плече — не получалось.

— И девушку обманул, жениться на ней клялся. А она мне первому отдаться обещала. Девушка она, дядь.

Откровенный блеф, в который, может, и не поверят, но в кошельке правда денег столько, сколько еще оставалось после той поездки за стену. Более того, сколько смогли выручить от ненужной теперь роскоши, использованной для прикрытия.

— Слушайте, — окликнул хозяин, поставил Глейна на землю. — Я пойду еще девушку разбужу… обоих сразу отдадим. А то, может, кто из них тоже порченный.

Бежать бесполезно, он оказался в круге людей, безоружный, со связанными руками. Кого только в толпе не было: и мужчины, и женщины всех возрастов. Постепенно из песка появился символ. Глейн, и раньше осознавший происходящее, сам для себя подтвердил — символ знакомый. И история, кажется, повторялась.