След мустанга - [28]

— Войну нельзя закончить. — Старик встал. — Но ты еще молод, чтобы понять это. Сиди здесь, жди. Мне надо подумать.

— Подождите! Те, кто стрелял по вашему фургону, спрашивали меня, не работаю ли я на Дэна Мосли. Кто это?

— Вор. Старый вор. Держит воровской рынок в Техасе. Ему можно сбыть все. От чайной ложки до паровоза. А спросили тебя на всякий случай. Вдруг ты такой же, как они?

— Я не такой.

— Ну, по мне все вы одинаковы, — сказал старик и вышел.

Кирилл наклонился к узкому окну, похожему на бойницу, чтобы лучше видеть Полли. Она стояла возле фургона, вытирая лошадей, и слушала отца. Тот говорил, сердито хмурясь, будто выговаривал ей за что-то. Девушка виновато отводила взгляд, но Кириллу казалось, что она едва сдерживает улыбку. Вот она скосила глаз в сторону дома, и их взгляды встретились.

Он улыбнулся ей, и Полли смущенно отвернулась. «А она не так сурова, как в прошлый раз», — подумал Кирилл. И тут же вернулся за стол, увидев, что старик возвращается.

— Вот что, техасец. Садись на своего коня и уезжай, — сказал он. — Я нашел место, куда спрятать раненого. Никто не найдет.

— Шериф хочет допросить парня, когда он сможет говорить.

— Через неделю, не раньше. Чего сидишь? Ты же говорил, что торопишься.

— Теперь мне некуда спешить. Могу я хотя бы воды попросить?

— За поворотом увидишь колодец. Там и напьешься. Прощай.

Полли уже забралась в фургон и прибирала там. Кирилл спустился с крыльца и приподнял шляпу:

— Добрый день, мэм.

— Для кого добрый, для кого-то не очень, — проговорила девушка, не удостоив его взглядом.

Отвязывая мерина, он следил за тем, как она ловко скрепляет рваные края дыр в полотне тента. Перехватив его взгляд, Полли задернула задний полог. Но Кирилл успел заметить, что на сиденье уже лежит стеганая подстилка с бахромой. Ни один мужчина не догадается обзавестись такой. А вот женщина обязательно прихватит ее в дорогу.

Его догадка оказалась верна. Ему пришлось постоять у колодца всего полчаса, когда знакомый фургон показался из-за холма. На всякий случай он выждал, чтобы убедиться — лошадьми правит не злобный старик.

— Так и знала, что будешь меня караулить, — сказала Полли, когда он поехал рядом.

— Я просто пил воду.

— Держи. — Она ловко бросила ему небольшой узелок. — Водой не наешься.

В узелке оказалась надрезанная половинка хлеба, с пластом отварного мяса внутри. Кирилл не стал притворяться, будто не голоден.

— Отец говорит, ты опять попал в историю, — насмешливо сказала она.

Он пожал плечами.

— Тебе нельзя у нас задерживаться. Таким, как ты, здесь не выжить. Я видала крутых стрелков. Все они похоронены на тюремном кладбище.

— Отличное мясо, — сказал он, ссыпал хлебные крошки из узелка в ладонь и отправил их в рот. — Спасибо. Я провожу тебя до реки.

— Не стоит.

— Все равно нам по дороге.

— У меня есть провожатые, — она показала кнутом на гребень лесистого холма.

Оттуда, из-за деревьев, торопливо спускался всадник на пятнистой лошади.

Он быстро нагнал фургон. Это был индеец, невысокий и толстый. Поперек седла у него лежал карабин, украшенный кожаными накладками. Индейцы относятся к оружию, как к собственному ребенку: заботливо и строго, но порой и побаловать любят. И этот винчестер был не просто ухожен — он был наряжен. Желтая кожа, обшитая зеленым шнуром, обтягивала его в тех местах, где к оружию прикасались руки — на ложе приклада и на цевье. Шоколадного цвета замша, охватившая приклад, была расшита бисером.

— Привет, Крис, — сказал индеец.

Кирилл немного удивился, но тут же вспомнил, что они уже встречались когда-то. Ну да, в тот самый день, когда он привез раненого Брикса. Индеец запомнился своей необычной прической — волосы были обрезаны справа на уровне уха, а слева опускалась толстая коса. И еще — у него было необычное имя.

— Привет, Ахо.

— Я поеду впереди.

Индеец ускакал, не оглядываясь. Он держался в седле ровно и легко. Казалось, его тело плывет в воздухе отдельно от скачущего коня.

— Он муж моей сестры, — сказала Полли. — Мы едем к его родне. Они позаботятся о раненом.

— Далеко ехать?

— Засветло успеем. Если не придется останавливаться.

— А индейцы знают, как лечить таких больных?

— Его не надо лечить. Раз в день давать настойку. Да менять подстилку. Нужна неделя, чтобы вышла вся мертвая кровь.

— Значит, через неделю я смогу с ним поговорить?

— Надеюсь, что через неделю ты будешь далеко отсюда, — сказала она. — Если, конечно, к тому времени тебя не убьют.

— Я постараюсь продержаться эти семь дней, — пообещал он. — Очень хочется задать парню несколько вопросов. Кажется, он знает, кто убил моего друга.

— Коннорса?

— Да.

— Так ты приехал из Техаса только для того, чтобы отомстить за друга?

— Можно и так сказать.

— Странно. Взрослый мужик, а рассуждаешь, как мальчишка. Нет, — она горько усмехнулась, — семь дней в Оклахоме тебе не прожить. Возвращайся в Техас, там спокойнее.

— Откуда ты знаешь? Бывала там?

— Давно. Был у меня дружок, настоящий техасец. Он возил меня к себе, чтобы познакомить с родителями. Мы собирались пожениться, да не получилось.

— Где он сейчас? В Техасе?

— Нет. У нас. На тюремном кладбище.

— Он был стрелком?

— Ты слишком много спрашиваешь.