След молнии - [43]

Я не проронила ни слова с тех пор, как мы вышли из дома. Смущение, вызванное приступом паники, жжет, как пузырящаяся кислота на дне желудка. Я успокаиваю себя, что это из-за кровавых снов и воспоминаний, которые пробудил Койот, но все равно переживаю. Я понимаю, что иногда слишком близко подхожу к черте и со временем становится только хуже. Но Каю это знать не нужно.

– По утрам у меня скверное настроение, пока не выпью чашку кофе, – пытаюсь я отшутиться.

– Охренеть!

Он не смеется, но выражение его лица скорее любопытное, чем сердитое. И, кажется, он не собирается выпытывать у меня истинный ответ. Я благодарно улыбаюсь ему, пытаясь выразить улыбкой извинение. Не сразу, но он дарит мне нечто похожее на улыбку в ответ.

– Знаешь, тебе необязательно делать это в одиночку.

– Что?

– То, что тебя пугает. Я сказал, что готов побыть твоим напарником, и это правда. – Его губы кривятся. – Даже несмотря на приставленный к горлу нож.

– Думаю, будет лучше оставить эту тему. Я ценю твое предложение, но… – Я качаю головой. По нынешним временам я не гожусь в партнеры такому уязвимому человеку, как Кай Арвизо.

– Значит ли это, что ты все-таки решила поработать на Койота?

Я удивленно хмурюсь:

– Откуда ты про это узнал?

– Койот намекнул вчера вечером, когда уходил. К тому же я подслушивал под дверью, прежде чем войти. Каньон-де-Шей. Нильх’и. Думаешь, у тебя получится?

– Ты правда подслушивал под дверью?

Часть чувства вины за то, что я чуть не зарезала Кая, бесследно улетучивается.

– Я еще и в сумку заглянул – в ту, которую оставил Ма’йи. Знаешь, мне кажется, я в курсе, что это за кольца. Я помню их по работам своего отца.

Все, больше я не чувствую себя виноватой. Пораженная такой наглостью, я скептически качаю головой:

– Я думала, ты спишь. Ты же храпел.

Он бросает на меня взгляд.

– Да ладно тебе, Мэгз. Это старый трюк из книжек. Если ты не хотела, чтобы я заглядывал в сумку, то нечего было ее бросать рядом с диваном.

– Я пустила тебя в свой дом как гостя. Нормальные гости так не поступают – не подслушивают под дверью и не роются в чужих вещах.

– Эй, это несправедливо! Я просто хотел узнать…

– А кто тебе давал на это право? Тебя что, мама не воспитывала?

– Мама умерла. – Его голос звучит достаточно буднично, но он отворачивается от меня и смотрит в окно. – Не смогла пережить Большую Воду.

Я вздыхаю. Гнев уходит, и я опять начинаю чувствовать себя какой-то мразью.

– Извини.

Он пожимает плечами и прочищает горло, будто подавившись чем-то твердым. Но голос его остается чистым.

– Она не единственная. Насколько я знаю, два миллиарда людей по всему миру не смогли спастись от Большой Воды. А потом погибло еще около ста миллионов. Довольно дерьмовое было времечко, да?

Я киваю. А что еще остается делать? Я никогда не отличалась эмпатией к другим людям.

– Мама поехала на восток на конференцию, – начинает рассказывать он. – В Вашингтон. Она была экспертом по традиционным ткацким ремеслам. Знала о них буквально все. Она консультировала на выставке в Смитсоновском музее, когда начались бури. Аэропорт перестал выпускать самолеты, и через несколько часов шоссе вдоль побережья оказалось полностью забито машинами. Ну ты помнишь, как это было. Телефонные линии оказались перегружены и вышли из строя. Погас свет. – Он тихо и горько смеется. – Знаешь, я всегда говорю, что маму убила Большая Вода, но это не более чем предположение. На самом деле мы понятия не имеем, что с ней случилось. Мы просто знаем, что она никогда к нам больше не вернется.

– «Мы»?

– Я и папа. Он тоже был профессором университета. Ну я тебе уже рассказывал. Он так и не оправился после потери мамы. К тому времени, когда университет окончательно закрыли, он уже несколько месяцев не выходил на работу. Когда головорезы Уриосте начали собирать людей для рытья колодцев и водосборников в горах, он одним из первых вызвался в добровольцы. Собственно, с тех пор я с ним больше не общался. Вероятно, он решил, что я уже достаточно взрослый, чтобы жить самостоятельно. Потом я познакомился с другими ребятами, которые тоже остались без родителей. На какое-то время настал подростковый рай, если ты понимаешь, о чем я. Мы жили в заброшенных домах и обшаривали их в поисках полезных вещей. Подрабатывали то на одно Семейство, то на другое. Во всякой мелкой поденщине недостатка не было, поэтому мы работали, когда было нужно, а все остальное время веселились. Секс, наркотики и рок-н-ролл!

Кай улыбается мне уже знакомой улыбкой, но глаза его остаются грустными.

– Те вечеринки с шампанским, о которых ты мне рассказывал?

– Ну да.

– И что же потом случилось?

– Как обычно – в конце концов все полетело к чертям собачьим. – Он проводит рукой по волосам. – Глупая история. Банальная до невозможности. Я совершил кое-что опрометчивое, в результате чего пострадали люди, о которых я заботился. И теперь Уриосте хотят моей смерти.

– Уриосте. Это та самая семья из Бурке?

– Семейство, – отвечает он. – Ага.

Его откровения повисли между нами в воздухе. Я понимаю, что он пытается загладить вину за прошлую ночь, поделившись чем-то для себя важным, чтобы восстановить доверие. Я ценю это, но не собираюсь отвечать тем же. Хотя извиниться за сегодняшнее утро, пожалуй, стоит.