«След Лисицы» - [17]

— Так вот, она не в мать. Понял?

— Темните что-то.

Васька глядел сейчас на Виталия совсем другими глазами, в них уже не было упрямой и злой отчужденности, в них светился интерес, подозрительный, холодноватый, но интерес.

— И дружок твой из той же породы, — жестко и убежденно сказал Виталий.

— Слушай! — не выдержал вдруг Васька. — Чего тебе от меня надо?

— Дружбы. Если совесть твоя чиста. Если ты не предал… свою память.

Васька исподлобья взглянул на Виталия и прижал ладонь к шраму, хотя щека не дергалась. В глазах мелькнула недоверчивая настороженность.

— Все равно, — вздохнув, сказал он, словно освобождаясь от какого-то груза, — дружбы у нас не получится, — и усмехнулся. — Разного мы поля ягодки.

— Совесть не позволяет?

— Совесть моя пока чиста.

Разговор затягивался. И оба не собирались его кончать. Виталий видел, что Ваську начинают терзать сомнения, что разговор этот разбередил ему душу. Но доверия, которого так жаждал Виталий, все-таки не было. И напряжение в разговоре начинало спадать, это Виталий тоже чувствовал. Может быть, зря он сказал насчет дружбы? Но это вырвалось бесконтрольно, как дыхание. Просто Виталий добивался доверия. Он видел, Васька не врет сейчас, и совесть, по его понятиям, у него действительно чиста. По его понятиям…

Затянувшееся молчание неожиданно нарушил Васька.

— А мать… чего она вам сказала… про себя?

— Одинокая она, — задумчиво ответил Виталий. — У нее только воспоминания и ты… тоже как воспоминание.

— И этот…

— От этого радости, видно, мало. От одиночества, от тоски спасалась. Когда тебя не было.

— Я ей писал: «Вернусь — вместе будем», — неуступчиво проговорил Васька. — А она…

В этот момент дверь с шумом распахнулась, и на пороге выросла толстая фигура Свиридова.

— Та-ак… Допрос? — громко спросил он.

Виталий сдержанно ответил:

— Беседа, Николай Иванович.

— Не имеет значения. Зайдите, Лосев, ко мне.

— Слушаюсь. Вот только…

Но Свиридов раздраженно перебил его:

— Фу! А накурили-то! — Он посмотрел на Ваську и резко спросил: — Фамилия?

— Кротов.

— Та-ак… Наслышаны. Хулиганим, дорогой, а? Общественный порядок нарушаем? Это он еще с тобой беседует, — Свиридов кивнул на Виталия. — А ко мне попадешь — другая песня будет. Схватываешь?

— Схватываю.

Виталий видел, что Васька с трудом сдерживается от грубости.

— Ну, в общем, Лосев, кончайте с ним и быстренько ко мне, — приказал Свиридов.

Когда он вышел, Виталий минуту подавленно молчал. Теперь все впустую, теперь Васька потерян. И Виталий вдруг ощутил, что он думал сейчас о самом Ваське, а вовсе не о тех сведениях, которые рассчитывал у него получить. Сам Васька, с его тревогами, с его судьбой, с его вероломными друзьями и плачущей по ночам матерью, вдруг стал важен Виталию, даже дорог. Ему так хотелось, чтобы этот парень распрямился, безбоязненно и открыто взглянул вокруг, улыбнулся и зашагал.

Молчание снова нарушил Васька.

— Начальничек — с ручкой чайничек… — ядовито сказал он. — Эх, не мы их себе выбираем! — И, покосившись на Виталия, спросил: — Ну, чего делать будем?

Виталий устало улыбнулся.

— Прощаться.

Васька еще раз внимательно, с прищуром взглянул на него и многозначительно сказал:

— А ведь ты чего-то хотел от меня. Точно?

— Как-нибудь в другой раз, — покачал головой Виталий. — С какой стати ты мне будешь сейчас что-нибудь говорить?

— Ха! Я, брат, тоже не чокнутый. Разбираюсь, с кем говорю. Вот начальнички все эти твои мне до Фени. Я б ему резанул! Тебя только подводить не хотел.

Виталий вдруг ощутил, как снова появляется нить в их разговоре, и с досадой подумал, что тем не менее разговор этот надо кончать: «золотых фактиков» быть не должно. И, внезапно решившись, очертя голову спросил:

— Вася, где сейчас Косой?

Он ожидал отпора или злой насмешки, но такого испуга, какой мелькнул вдруг на Васькином лице, такой затравленной тоски в глазах Виталий увидеть не ожидал.

— Не достать тебе его, — тихо промолвил Васька. — Нипочем не достать. Далеко он.

Виталий ничего не понимал. Если Васька передал этому Косому украденную в музее вещь — а он ему что-то передал очень ценное, как сказал Олег! — то должен изо всех сил отрицать знакомство с Косым. Тем более если он так его боится. Но Васька не только не отрицает, он словно ждет чего-то от Виталия, чего-то безмерно важного для себя, такого важного, что это даже пересиливает в нем страх.

И Виталий уже напористее спросил:

— Сначала скажи, какую вещь ты ему передал. Я-то догадываюсь, но хочу от тебя услышать.

— Не можешь ты догадываться! — крутанул головой Васька и, весь словно ощетинившись, прибавил: — С этим лучше не подъезжай, понял? Сдохну — не скажу! Найдешь Косого — найдешь и вещь. Тогда и разговор будет. А пока трупом можешь меня делать, а не скажу! Трупом! Понял?

Последние слова Васька выкрикнул почти истерически. Губы его дрожали, и снова страшно задергался шрам на щеке, но Васька на этот раз не прижал его рукой.

В этот момент Виталий почти инстинктивно пошел по единственно верному пути. Он не стал уговаривать или успокаивать Ваську, а резко спросил:

— Где Косой? Как до него добраться?

Васька сразу умолк, потом долгим, испытующим взглядом посмотрел на Виталия и недоверчиво усмехнулся.