След - [35]

– По-моему, разложившиеся трупы его и раньше не особенно привлекали.

– Если они кому-то интересны, это уже повод для беспокойства.

– Особенно мертвые дети, – добавляет Филдинг и, прислонившись к краю стола, наблюдает за ней. – Надеюсь, вы что-то найдете, потому что я не нашел ничего. Чертовски неприятно.

– Как насчет петехиального кровоизлияния? По глазам определить невозможно.

– Когда она поступила, кровотечение уже полностью прекратилось. Я по крайней мере петехиальных кровоизлияний не обнаружил, хотя сказать, что их не было, не могу.

Скарпетта представляет тело Джилли, когда оно только попало в морг, через несколько часов после смерти.

– Отек легких?

– Небольшой.

Вот и язык. Скарпетта отходит к раковине, ополаскивает его под струей, вытирает крохотным белым полотенцем, стопка которых лежит рядом – денег у штата хватает только на самые дешевые, – пододвигает лампу и включает свет.

– Возьмите. – Филдинг выдвигает ящик, достает лупу и протягивает ей. – Видите что-нибудь? Я не увидел.

– У нее случались приступы?

– Мне никто ничего не говорил.

– Что ж, повреждений не видно. – Она ищет свидетельства того, что Джилли, может быть, прикусила язык. – Вы, конечно, брали мазок во рту?

– Да. И не только. – Филдинг прислоняется к полке. – Ничего явного я не обнаружил. Еще до меня лаборатория не нашла ничего, что указывало бы на сексуальное насилие. Нашли ли они что-нибудь еще, я не знаю.

– В отчете сказано, что она поступила в пижаме. И что куртка была вывернута наизнанку.

– Точно. – Он берет папку и листает страницы отчета.

– И вы все сфотографировали. – Скарпетта не спрашивает, просто удостоверяется, что все делалось по правилам.

Филдинг смеется:

– А кто учил? От кого мне доставалось?

Кей бросает на него быстрый взгляд, думая, что учила его не только этому, но и многому другому.

– Рада сообщить, что с языком вы ничего не пропустили. – Скарпетта бросает язык в пакет, на бурую кучку других разлагающихся органов Джилли Полссон. – Давайте перевернем ее. Но только вытащим сначала из мешка.

Филдинг берет тело под мышки и приподнимает, а Скарпетта тянет мешок на себя. Потом он переворачивает покойницу, а она сворачивает жесткий винил и убирает его со стола. Синяк на спине проступает совершенно отчетливо.

– Вот черт! – вырывается у Филдинга.

Округлый, размером примерно с серебряный доллар синяк расположен на левой стороне спины, чуть ниже лопатки.

– Клянусь, его там не было, – говорит Филдинг, наклоняясь и поправляя лампу. – Черт! Поверить не могу. Как я мог его пропустить!

– Вы же знаете, как это бывает, – говорит Скарпетта, оставляя свой мысли при себе. Критиковать бессмысленно. Теперь уже поздно. – Синяки проступают отчетливее после вскрытия.

Она берет с тележки скальпель и делает глубокие прямые разрезы, чтобы проверить, не является ли изменение цвета кожи посмертным – и, следовательно, поверхностным – артефактом. Нет. Кровь распространилась в подкожных тканях, что указывает на повреждение кровеносных сосудов еще при наличии кровяного давления. Филдинг прикладывает к покрасневшему участку линейку и начинает фотографировать.

– Что с постельным бельем? – спрашивает Скарпетта. – Вы осматривали простыни?

– Я их не видел. Белье забрали копы и передали в лабораторию. Как я уже говорил, семенной жидкости не обнаружено. Черт, как же я его пропустил?

– Нужно узнать, нашли ли на простынях отечную жидкость, и если нашли, то брали ли соскоб на цилиарный респираторный эпителий. Если да, то мы получим еще одно подтверждение смерти от удушья.

– Вот же незадача. Как же так случилось… Пропустить синяк… Так вы думаете, можно говорить об убийстве?

– Думаю, кто-то был сверху. Она лежала лицом вниз. Кто-то уперся коленом ей в спину и удерживал руки над головой, ладонями вниз. Только так можно объяснить синяки на руках и под лопаткой. Думаю, речь идет о механической асфиксии, то есть об убийстве. Кто-то садится вам на грудь или спину, и вы не можете дышать. Страшная смерть.

Глава 14

Соседка живет в доме из бетона и стекла, в котором отражаются небо, земля и вода и который напоминает Люси дома в Финляндии. По ночам соседский дом похож на огромный горящий фонарь.

В переднем дворике – фонтан и украшенные по случаю праздника разноцветными гирляндами кактусы и пальмы. Возле двойной стеклянной двери парит надутый зеленый Гринч – забавная деталь, которую Люси сочла бы комичной, если бы в доме жил кто-то другой. Вверху, слева от двери, скрытая камера. Люси нажимает на кнопку звонка и представляет, какой видит ее соседка на видеомониторе. Ответа нет, и она нажимает на кнопку еще раз. И снова ничего.

«Ладно. Я знаю, что ты дома, потому что забрала газету и флажок на твоем почтовом ящике поднят. Знаю, что наблюдаешь за мной. Может быть, сидишь в кухне, смотришь на экран, держишь у уха трубку, слушаешь, дышу я или разговариваю сама с собой, и как раз так случилось, что я и дышу, и разговариваю. Так что открывай свою чертову дверь, или я буду стоять здесь целый день».

Время идет. Может быть, минут пять. Люси ждет у тяжелой стеклянной двери, представляя, что видит на видеомониторе хозяйка дома. Пожалуй, гостья не должна внушать опасений – в джинсах, футболке, с поясным кошельком «банан», в кроссовках, – а вот надоедливой показаться может. Снова и снова нажимает Люси на кнопку звонка. Может быть, хозяйка в душе. Может, вовсе и не смотрит на монитор. Люси звонит еще раз. Никто не подходит. «Я знаю, что ты не хочешь подходить, – говорит ей про себя Люси. – Ты не подойдешь, даже если я простою весь день и у меня случится сердечный приступ. Тебе наплевать. Что ж, раз не хочешь, придется заставить». Она вспоминает, как всего пару часов назад Руди нагнал страху на смуглого парня в «форде», помахав перед ним фальшивым удостоверением, и решает применить тот же прием. Посмотрим, что из этого выйдет. Она вытаскивает из заднего кармана джинсов тонкий бумажник, разворачивает его и подносит жетон к камере наблюдения.