След - [14]

– Люди оказываются в хосписах, потому что хотят контролировать боль и умереть в мире и покое, – говорит она. – Люди, которые принимают осознанное решение носить браслет, хотят, по сути, того же. Передозировка морфия, отключение системы жизнеобеспечения, ношение браслета – все это не наши вопросы. Если вам предложат заниматься таким случаем, доктор Маркус, надеюсь, вы от него откажетесь.

– Вопросы? – сухо спрашивает доктор Маркус, собирая в стопку бумаги и собираясь уходить.

– У меня, – подает голос Марино. – Не пробовали составлять вопросы для «Своей игры»?

Глава 5

Бентон Уэсли прохаживается от окна к окну в своем большом городском доме в Аспене. Сигнал то появляется, то исчезает, и голос Марино то доносится ясно, то пропадает.

– Что? Извини, я не расслышал. Повтори, пожалуйста. – Бентон отступает на три шага и замирает.

– Я сказал, это еще далеко не все. Ситуация куда хуже, чем ты думал. Можно подумать, он только для того ее и позвал, чтобы взгреть на глазах у всех. Или хотя бы попытаться. Подчеркиваю, попытаться.

Бентон смотрит на снег, улегшийся в развилках тополей и скопившийся на коротких иголках черных елей. Утро солнечное и ясное, впервые за несколько дней, и сороки резво перескакивают с ветки на ветку, слетают суетливо на землю и отряхиваются от снежинок. Наблюдая за длиннохвостыми пичугами и их акробатикой, Бентон пытается вычислить причину их столь бурной активности, как будто это имеет какое-то значение.

– Пытается, да. Пытается. – Бентон улыбается, представляя, что за этим кроется. – Но ты должен усвоить, что он пригласил ее не потому, что сам так решил. Ему приказали. За его спиной шеф департамента здравоохранения.

– А ты откуда знаешь?

– Достаточно было одного звонка после того, как она сказала, что едет.

– Плохо, что с Aспe… – Связь прерывается.

Бентон переходит к другому окну. В камине за спиной у него потрескивают дрова и прыгает пламя. Он смотрит через стекло на кирпичный дом с открытой дверью, что стоит на другой стороне улицы. Из дома выходят одетые для прогулки мужчина и мальчик. Их дыхание поднимается белыми облачками замерзшего пара.

– Теперь она все понимает, – говорит Бентон. – Понимает, что ее используют. – Он достаточно хорошо знает Кей, чтобы с относительной уверенностью предсказать дальнейший ход событий. – Она понимает, что там политика. К сожалению, дело не только в политике. Ты меня слышишь?

Мужчина и мальчик берут лыжи и палки. На ногах у них лыжные ботинки. Бентону прогулки сегодня не видать – нет времени.

– Ха. – В последнее время Марино часто употребляет это междометие, и Бентону это уже начинает надоедать.

– Ты меня слышишь?

– Да, теперь слышу. – Марино возвращается, и Бентон догадывается, что он тоже не стоит на месте, а ходит, ловя лучший сигнал. – Старается все на нее свалить, как будто только для того и пригласил. Больше сказать нечего. Вот узнаю побольше… Я имею в виду, о девочке.

Бентон знает о Джилли Полссон. Ее загадочная смерть еще не стала темой общенациональных новостей, но кое-что уже есть в Интернете, и к тому же у Бентона имеются свои возможности для получения конфиденциальной информации. Джилли Полссон используют, и если тебя хотят использовать некоторые люди, быть живым вовсе не обязательно.

– Я снова тебя потерял? Черт! – Связь была бы намного лучше, если бы он перешел на обычную, наземную, линию, но сделать это Бентон не может.

– Слышу, босс. – Голос звучит сильно и четко, как будто Марино где-то рядом. – Почему ты не пользуешься наземной линией? Это решило бы половину наших проблем, – говорит он, словно читая мысли собеседника.

– Не могу.

– Думаешь, прослушивается? – Марино вовсе не шутит. – Это можно выяснить. Обратись к Люси.

– Спасибо за предложение. – В услугах Люси Бентон не нуждается, и беспокоит его вовсе не то, что линия может прослушиваться.

Думая о Джилли Полссон, он наблюдает за мужчиной и мальчиком. Мальчик примерно того же возраста, что и Джилли. Лет тринадцати-четырнадцати. Только Джилли никогда не вставала на лыжи. Никогда не бывала в Колорадо или где-то еще. Она родилась в Ричмонде и там же умерла, а большую часть своей короткой жизни страдала. Поднимается ветер, и сметенный с деревьев снег заполняет лес, как дым.

– Передай ей вот что, – говорит Бентон, делая ударение на «ей», чтобы показать – речь идет о Скарпетте. – Ее преемник, если можно так выразиться… – он не хочет произносить имя доктора Маркуса, не хочет как-то его обозначать, не хочет даже думать о том, что кто-то, тем более такой червяк, как Джоэль Маркус, сменил Кей, – личность интересная. Когда она будет здесь, – добавляет он, – я обо всем поговорю с ней лично. А пока будьте очень, крайне осторожны.

– Что значит – «когда она будет здесь»? Она вполне может и застрять тут на какое-то время.

– Ей нужно позвонить мне.

– Крайне осторожны? – бормочет Марино. – Так и знал, что ты скажешь что-нибудь в этом роде.

– Пока она там, будь с ней рядом.

– Ха!

– Оставайся с ней, понятно?

– Ей это не понравится.

Бентон смотрит на крутые заснеженные склоны, на всю эту красоту, созданную суровыми, обжигающими ветрами и грубой силой ледников. Деревья – щетина на ликах гор, окружающих бывший шахтерский городишко подобно краям чаши. На востоке, далеко, за хребтом, на пронзительно-голубое небо наплывают серые тучи. К вечеру, наверное, опять пойдет снег.