След голубого песца - [7]

Ждет Весако, ждет, а божок молчит. Только метель вокруг сопки пляшет, в вершине ветер завывает. День ночью сменился, а Весако сидит и молит. Луна выглянула из-за сопки — сидит Весако. Уж снегом упорного старика занесло до половины, он не отступается, шепчет просительное слово. Сил не стало сидеть, лег и глаза закрыл, а шептать всё не перестает. И слышит: зашевелилась Семиголовая сопка. Распахнулся снег на её склоне, как полог у чума. Вышла оттуда косматая старуха в ледяной панице, с глазами, как раскаленные угли. Несёт старуха на ладони каменный хлеб и говорит скрипучим голосом: «Вот тебе, Весако, хлеб на дорогу. Иди в ту сторону, откуда поднимается солнце. Ищи на снегу песцовый след. Догоняй голубого песца, у которого ушки и лапки из серебра, хвост из северного сияния, шерсть из лунного света, а глаза похожи на звезды, что сияют над головой. Поймаешь этого голубого песца — вот тебе и счастье твоё».

Пошел Весако в путь-дорогу. Нашел на снегу песцовый след, отправился по нему. Семь лун взошло, он всё идет. Попробует каменного хлеба, а откусить не может, из-под зубов искры сыплются. Опять идет Весако и опять пробует грызть каменный хлеб. Осень сменяется зимой, после весны наступает лето, а Весако не может отгрызть хотя бы вот такого кусочка. А песцовый след всё петляет и петляет. То по за сопке кружит, то по речному берегу тянется, то на горные увалы поднимется, то в лабту опустится... Не может догнать Весако голубого песца. Год за годом проходит, уж половину зубов выломал старик, а заветный песец не дается в руки.

Ясовей слушает, и глаза его горят, и щеки пылают, и весь он в таком напряжении, что ещё слово и он, пожалуй, тоже кинется по песцовому следу.

— Ну, ну, говори, отец!

А Хосей замолчал, сидит с опущенными веками. Лицо его печально, и горькая улыбка застыла под редкими усами. Ясовею кажется, что отец заснул, забыв досказать сказку, и нынче уж не узнать, разыскал или нет Весако-старик свое счастье.

Мальчик дергает Хосея за маличную завязку.

— Ты доведи его, отец, старого Весако, до счастья, а потом и спи.

— Рад бы довести, сынок, — медленно открывая глаза, говорит Хосей, — рад бы довести, да сам не умею. След-то песцовый петляет и петляет. Вот-вот, кажется, за тем бугром притаился голубой песец и от его хвоста сполохи по небу пошли, а от спины его разливается по снегу лунный свет. Схвати, Весако, песца, не зевай, и будешь счастлив! Да как схватишь? Нападают на Весако лихие люди. Стрелы, как дождь, сыплются на него, но отскакивают от каменного хлеба, не принося вреда. Реки выходят из берегов, хотят утопить старика. А он с каменным хлебом в руках переходит через их бурлящие воды. Горы грозятся задавить старого ненца, а он и их одолевает, так уж хочет счастья себе, старухе, детям и внучатам... И всё равно песец не дается в руки. Да уж и есть ли он на свете, кто его знает...

Ясовей вскакивает, тормошит опять опустившегося в дрему отца.

— Как нет? Есть, — горячо говорит он. — Есть песец. Весако стар и не может его догнать. Ты отпусти меня, я надену лыжи и догоню. Я знаю, где песцовые норки, знаю, как их искать. Отпустишь?

Хосей привлекает к себе сына.

— Подрастешь, мальчик мой, узнаешь, можно ли догнать песца с лунной шерстью... Иди-ка спать. Ночь-то уж давно оленью упряжку за тобой послала.

Мальчик закутывается в теплую оленью шкуру, смежает ресницы, а сон не идет. Видится Ясовею песцовый след на снегу. Хочется сейчас же встать и пуститься в поиски недоступного счастья. Вот только где взять каменный хлеб? Завтра надо попросить мать, чтоб испекла...

Уснул Ясовей. А отец еще долго сидел, задумавшись, чуть покачиваясь, около потухшего костра.

Всю ночь Ясовею снился убегающий вдаль след голубого песца. А наутро, чуть проснувшись, мальчик накинул малицу и выбежал из чума. И тут его грезы исчезли. Куда пойдешь, если кругом веревка на колышках? Как олень в загоне, будешь скакать и не перескочишь.

Мать в чуме кашляла надрывно, тягуче. Глаза ее слезились. Дрожащими руками она разжигала потухший костер. Хосей угрюмо смотрел на всплески пламени. Ясовей откинул полог над входом в чум.

— Отец, уедем на Печору. Не могу я больше...

Хосей не повернул головы, сидел он сгорбленный, беспомощный.

— Куда же мы поедем, сынок? Пропадем. Терпеть надо...

2

Иногда к чуму приезжали именитые лица в дорогих шубах, на щегольских санках. Тогда, откуда ни возьмись, появлялся сам хозяин, угодливо кланялся, лебезил, заставлял ненцев делать всё, что захочется важным посетителям.

Однажды Ясовей был поражен видом подъехавших на рысаке господ. У мужчины на плечах блестит золото, фуражка с кантами и с сияющей кокардой. Женщина вся в дорогих мехах и в такой удивительной шляпке, каких Ясовей отроду не видывал. Большой, наверно, начальник со своей начальницей, подумал мальчик. Господа с любопытством осмотрели «дикарей», заглянули в чум. Даме понравились олени.

— Ах, какие миленькие, с какими печальными глазами. Можно на них прокатиться?

— Отчего же, пожалуйста, — засуетился Обрядников. — Ясовей, запрягай оленей.

Мужчина усадил даму на нарты, спросил, удобно ли ей.

— Осторожно вези, Ясовей. Уронишь, плохо будет, — строго напутствовал Обрядников.