След: Философия. История. Современность - [140]

В заключение просится цитата из Розанова — врага христианства, едва ли не большего, чем Ницше:

Европейская цивилизация погибнет от сострадательности. Как Греция — от софистов и Рим — от паразитов (прихлебателей за столом оптиматов).

Механизм гибели европейской цивилизации будет заключаться в параличе против всякого зла, всякого негодяйства, всякого злодеяния: и в конце времен злодеи разорвут мир.

Впрочем, Розанов уточняет:

Мир погибнет не от сострадательности, а от — лжесострадательности… В каком-то изломе этого. Цивилизации гибнут от извращения основных добродетелей, стержневых, на роду написанных, на которых все взошло… В Греции это был ум, в Риме — воля, у христиан — любовь. «Гуманность» общества и литературы и есть ледяная любовь.

Смотрите: ледяная сосулька играет на зимнем солнце и кажется алмазом.

Вот от этих «алмазов» и погибает все.

Можно, конечно, усомниться в гибели Запада; до сих пор все подобные пророчества постыдно не сбывались. На нашей памяти то же пророчил Солженицын: как Запад будет завоеван коммунизмом. Где этот коммунизм? Где, спросил бы я, Солженицын? Христианство если что-то погубило, так наше любезное отечество, — согласно тому же Розанову, сказавшему, что Россия упала в яму, вырытую человечеству христианством. Тем не менее похороны принцессы Дианы и все с ними связанное не случайно произвели негативное впечатление на людей, привыкших задумываться над проблемами культурной динамики.

Август 1997

Скромное обаяние буржуазии По поводу «Мифологий» Ролана Барта

В Америке в 1996 году вышла книга Джошуа Рубенстайна об Эренбурге — объемистая биография знаменитого писателя и журналиста. Среди многих интересных подробностей из его жизни (например, как он разговаривал с Голдой Меир будучи пьяным) сообщается и такая. В 1946 году Эренбург путешествовал по югу Соединенных Штатов, где имел место, в частности, такой эпизод:

Однажды на одной местной дороге в штате Алабама Эренбург и его американские спутники проезжали мимо какой-то фабрики, около которой стояла масса запаркованных автомобилей. Эренбург сказал, что это, должно быть, автомобильный завод, выставивший наружу свою продукцию. Американцы уверяли его, что это текстильная фабрика и что автомобили возле нее принадлежат рабочим. Эренбург не поверил этому, он попросил остановиться и подождать конца смены. В пять вечера прогудел гудок, рабочие — белые и черные — вышли из заводских ворот, сели в автомобили и разъехались по домам. Эренбург был настолько потрясен этим зрелищем, что долго не мог произнести ни слова.

Книга Джошуа Рубенстайна настолько хорошо документирована, что не поверить этой истории нельзя, — и все же веришь как-то с трудом: неужели Эренбург, этот матерый волк, человек, полжизни проведший на Западе, не знал, что в Соединенных Штатах — автомобиль не роскошь, а средство передвижения, что знали даже в Советском Союзе, даже беспризорники (см. мемуары Н. Я. Мандельштам)? Он мог бы, к примеру, вспомнить книгу Бориса Пильняка «О’кей». Тот был в Америке году в 33-м, во время Великой Депрессии, когда дела шли там действительно худо, и увидел где-то на строительстве дороги по специальной федеральной программе помощи безработным ту же картину: массу автомобилей. Он тоже вроде Эренбурга спросил: «А чьи это автомобили?», и ему ответили: «А это безработные на работу приехали». Такую деталь нельзя не запомнить (я бы сказал, что это единственное, что запоминается в этой малоинтересной книге). Ну, допустим, Эренбург не читал эту вещь Пильняка, но «Одноэтажную Америку» он читал уж наверное, а там тоже много говорится об этой всеобщей американской автомобилизации.

Дело, конечно, не в начитанности или забывчивости Эренбурга, а в том, что этот человек, при всем его многообразнейшем опыте, при всей остроте его глаза, замечавшего мельчайшие детали стороннего быта, терял иногда зрение, как и многие (если не все) его современники, жившие в социалистической парадигме. А то, что Эренбург был социалистически ориентированным левым интеллектуалом, сомнений не вызывает. Социализм был действительно воздухом XX века, им нельзя было не дышать, а многие и отравлялись. А ведь одним из важнейших пунктов социалистической веры как раз и было представление о том, что рабочие при капитализме не могут жить хорошо. Эта социалистическая иллюзия начала рушиться именно после Второй мировой войны, когда Америка окончательно вышла на мировую арену и продемонстрировала всему миру альтернативные социализму модели. Эренбург в Америке как раз и поспел к началу этого процесса, а наблюдателем он был все же острым, и именно тогда, уезжая из Штатов, он занес в свою записную книжку: рассчитывать на социалистическую революцию в Америке не приходится. Об этом он достаточно откровенно рассказал в своих мемуарах.

Эренбург приехал в Америку из разоренной войной Европы, и, как пишет Джошуа Рубенстайн, он говорил своим знакомым, что Соединенные Штаты ушли от Европы на двести лет вперед. Этот разрыв, конечно, скоро сократился — с помощью той же Америки, — и Европа, по крайней мере Западная, не поймавшаяся на приманку тоталитарного социализма, зажила вполне корректно. Тем не менее социалистический миф в ней отнюдь не умер. Или, в нашем контексте, лучше будет сказать так: в мировоззрении западных интеллектуалов самого высшего ранга почти неприкосновенным сохранился миф о капитализме и о буржуазности западного общества, провоцируя этих интеллектуалов на остро критическое отношение к Западу. А в качестве некоего, психологического что ли, противовеса долго сохранялось и априорно доброжелательное отношение к Советскому Союзу, каковое отношение так и не изменили до конца даже такие события, как XX съезд КПСС, разоблачивший Сталина, Венгрия, Чехословакия и все последующее. Сильно прочистил мозги западным левым Солженицын своим «Архипелагом»; но я не уверен, что даже сейчас, после крушения коммунизма в СССР и самого СССР, они до конца осознали, что иной, кроме западной, альтернативы этому кошмарному опыту нет и быть не может. Ведь дело даже не в Советском Союзе: левизна и так называемая антибуржуазность существуют на Западе и сами по себе, вне советского опыта и того или другого к нему отношения.