След "Альбатроса" - [14]

- А-гы-гы. Хар-рошие моряки. - Покачал в смехе животом красный от трех стаканов чая Бурыга. - Матроса куда ни целуй - везде задница.

- По нашей линии потом не трогали? - тихо озвучил свое присутствие за столом Молчи-Молчи.

- Не-ет, - довольно ответил Кравчук. - Я с особистом душа в душу жил. Стакан "шила" - и факта нет. - Махнул над остывающими стаканами ладонью, и прозрачный, вывинчивающийся из бледно подкрашенного кипятка пар словно олицетворение превратившегося в дымку, исчезающего "факта", качнулся в сторону Молчи-Молчи. Тот злобно сощурил синие льдистые глаза и, воткнув взгляд в стол в то место, где исчез обрывок пара, мрачно подытожил:

- Стран-но.

- Мех, а ты про крыс еще не забыл? - поднял Бурыга пустой стакан в самом красивом, гостевом подстаканнике. - Гарсон, а ну фугани еще чайку! Ох и хорош он у тебя! Цейлонский?

- Так точно, - бодро ответил заткнутый в белую форменку с надорванным синим гюйсом упитанный матрос с белой, похожей на мучную присыпку, щетиной на бледном лице и сыпанул в заварник из пачки с надписью "Грузинский, второй сорт".

- Ну что, вспомнил? Мы с тобой еще на эсминце служили.

- А-а, ну да: это когда крыс развелось столько, что был приказ по флоту за сто хвостов от убитых тварей отправлять моряков в отпуск... болезненно сощурился Клепинин, у которого каждое слово в голове отдавалось ударом кувалды.

- Точно. И что?..

- И через неделю только у нас на эсминце нужно было отправлять двадцать с лишком человек...

- О! - прервал его Бурыга. - И долго командир не мог врубиться, как они успели на нашей лоханке за неделю дивизию крыс укокошить. Ну, штурман, - навалившись грудью на стол, повернул в его сторону уже не просто красное, а какое-то буро-фиолетово-красное лицо, - вопрос из "Что? Где? Когда?" Два лимона на кону. И не наших купонов-фантиков, а рублей. Минуту на размышление дать?

- Не н-надо. Все равно не отгадаю...

- А-а! - блаженно отвалился на спинку сразу хрустнувшего, застонавшего дивана. - Хвосты кто сосчитывал? Нач медслужбы, капитан. Он их считал, связывал и - в иллюминатор. Чтоб утонули. Так бойцы под его иллюминатором повесили марлю. Понял? Так с одними и теми же ста хвостами все "годки" и прошли через медика, получили "добро" на отпуск... Фу-у, жара! - нажал под столом на кнопку вызова рассыльного. - Самое время, чтоб боец полотенце принес...

Опять громче всех засмеялся Кравчук.

Майгатову вдруг нестерпимо захотелось стать кем угодно, только не ощущать себя собой. Стать толстокожим Бурыгой, спящим Анфимовым, наивно раскрывшим рот штурманцом. Забыть о том, что давит, щемит душу, не отпускает ее в тот круговорот напускного веселья, который все разводит и разводит Бурыга, забыть о змее, которую он уже не раз пожалел, о странном, по-дурацки утопленном сухогрузе, забыть о все оттягиваемом и оттягиваемом чередой событий, но все-таки когда-то долженствующим произойти окончательным разговором о своем уходе с флота с комбригом, забыть о той неизвестности, что ждет впереди и скорее пугает, чем манит, забыть, забыть, забыть...

- Прошу добро! - пробасил он самую расхожую флотскую фразу, годящуюся и для того, чтобы войти в какое-нибудь помещение, и для того, чтобы выйти, с грохотом отодвинул назад стул, встал на противоположном командиру конце стола и, стараясь не встретиться ни с кем взглядом, вышел из кают-компании.

Остановить его не мог никто. По заведенному столетия назад порядку кушать офицеры садились одновременно, сразу, как войдет командир, а уйти могли и раньше, по одному.

В своей каюте снял опротивевшую, ставшую за сутки какой-то картонной рубашку. Бережно, чтоб не растратить напрасно лишнюю каплю воды, умылся из стального бачка над рукомойником. Вода, в которой мылился только шампунь, была жесткой и тоже, как и все вокруг, пахла солью. Снял с иллюминатора фанеру, что всегда делал на ночь. Нет, в этот раз даже намека на ветерок не было. Не вытирая лицо, вышел в коридор.

- Абунин! - встретился глазами со стоящим у дверей кают-компании морячком. - А-а, ты рассыльным сегодня, - объяснил самому себе и приход матроса сюда, и красную повязку, сбившуюся жгутом на левом рукаве его куртки. - Ты не ушибся тогда?

- Никак нет, товарищ старший лейтенант! - по-плакатному бодро ответил Абунин и осветил лицо какой-то детской, наивной улыбкой. - Я сразу заметил, что море по курсу в белых разводах стало. Вроде как молоко разлили. А вы ж сами на инструктаже нам, сигнальщикам, говорили, что изменение цвета водной поверхности в этом районе скорее всего говорит о наличии мели, как правило - коралловых рифов, - выпалил на одном выдохе и сразу как-то поменьшел, стал еще более напоминать ребенка. - А за вас и механика испугался. Внизу ж ничего такого не видно.

- Ты на каком тральце-то служишь? - вспомнив, что Абунина дали им на этот выход, спросил Майгатов.

- На базовом.

- Д-да. Там не служба, а сплошная анархия. - Посмотрел на нагрудный карман матроса, по верху которого не была пришита положенная по уставу белая полоска с номером боевой части и поста, но почему-то ничего не сказал. - Небось, и книжки "Боевой номер" отродясь не видел.