Славянское фэнтези - [177]

Так обошли все поля и луга Лютичей; девушки, тоже промокшие, уже охрипли от пения и смеха, и только додола оставалась такой же свежей и бодрой, все так же приплясывала и вертелась, и вода лилась, лилась с ее зеленой одежды, с ее белых рук и ног, которые такими жадными взглядами обшаривали мужчины и парни.

Вот поля Лютичей кончились, пошли угодья Куделичей, где тоже водили свою додолу, и пятна мокрой земли показывали места, где ее обливали. Но хотя на лютическую додолу никто больше не лил воды, светлые потоки все так же струились с нее, а она все так же самозабвенно вертелась и приплясывала. У девушек кружилась голова от взгляда на нее, а она даже не замечала их, не видела, куда они идут, а все танцевала, словно это было ее естественное состояние, щедро разбрызгивая вокруг себя воду и не задумываясь, где чьи поля.

А Благуша, самая молоденькая из лютических девушек, остановилась позади всех и с недоумением смотрела в пыль на тропинке. По мокрой земле были разбросаны какие-то блестящие белые зерна. Благуша подумала было, что это град, и даже удивленно подняла голову к небу: откуда? Она хотела поднять одно зернышко, но тут ее окликнули, и она побежала догонять сестер.

Обойдя поля, все снова собрались у Ладиной горы, и отсюда жители всех трех огнищ отправились в рощу. Впереди шли три додолы со своим сопровождением, и лютические девушки с законной гордостью оглядывались на чужих: две другие додолы уже едва держались на ногах, устав бродить по полям в мокрой зелени и непрерывно вертеться, и только их лютическая додола была так же свежа и прекрасна, и ее зеленые одеяния за жаркий день ничуть не увяли и не поблекли.

Старухи — матери родов — на опушке громко попросили у Лады, Лели и росениц разрешения привести с собой сыновей и братьев, чтобы и на них упала часть благословения, и это был единственный день в году, когда мужчинам можно было сюда входить. Среди одетых в белые вышитые рубашки неревинских парней издалека выделялся Искрен: на нем была красная рубаха, потому что на поединках Медвежьего великого дня он заслужил право быть сегодня Грозовым Соколом. На его широком поясе золотой нитью были вышиты узоры со священными Перуновыми знаками: весь год этот пояс хранился в Ладином святилище, и только по великим дням его доставали и вручали тому, кто заслужил право представлять самого Перуна в заклинательных обрядах. От торжества и волнения, счастливый и немного даже придавленный выпавшей ему честью, Искрен был бледен, но так красив, что у всех смотревших на него захватывало дух.

По единственной тропе, которую Искрен с Будилой безуспешно искали неделю назад, осторожно ступая, чтобы не мять понапрасну траву и не повредить брачные одеяния богини, все множество людей пришло к Вилиному Оку.

— Он побежит за тобой, а ты беги вокруг озера по солнцу, и так три раза, — учила Гостейку по дороге Зорница, тихо, чтобы чужие не услышали и не поняли, что их новая додола не знает того, что знают даже дети. — Сначала поймать себя не давай, пока три раза озеро не обежите, а потом пусть догонит. Он тебе перстень наденет, поцелует, и вас опять водой обольют, и все.

— Что — все?

— Ну, обряду конец. Озеру жертвы принесут, весь народ до ночи будет перед святилищем гулять. А ты можешь домой пойти, высохнуть хоть, переодеться и отдохнуть.

— А чего отдыхать, я и не устала вовсе! — весело ответила додола.

Ее синие глаза так же ярко блестели из-под стеблей и бутонов венка, щеки были румяны, а движения так же легки и бодры, как утром. Казалось, долгий поход по полям и непрерывная пляска не утомили ее, а, наоборот, напитали силой. Как будто она сама и была — Земля, оживающая под струями благодатных дождей.

Старухи и женщины принесли последние жертвы озеру: молоко, мед и хлеб, причем многие бросали в воду разные мелкие вещи, перстни или застежки. Потом Зорница незаметно подтолкнула Гостейку-додолу вперед. Из толпы мужчин вышел Искрен в своей красной рубахе. Он бросил на Гостейку многозначительный взгляд, но она открыто и ласково улыбнулась ему — на ней одной благоговейный трепет толпы не сказывался никак. Хорошо, что под пышным венком ее лица почти не было видно.

Вся толпа отошла от озера чуть дальше, освобождая полосу вдоль берега. Теперь стало заметно, что берег опоясывает чуть заметная тропка, обходящая кусты и стволы ив. Это был священный путь божества, который уже в течение нескольких веков ежегодно пробивали чьи-нибудь молодые резвые ноги.

Старуха Рамениха, из Лютичей, самая мудрая женщина округи, руководившая большинством обрядов, первой принялась бить в ладоши и петь громким резким голосом:

— Из-за лесу, лесу темного,

Лесу темного, дремучего,

Из-за лесу ярый конь бежит,

Конь бежит, земля дрожит,

На земле трава шумит,

На коне узда гремит,

За конем стрела летит…

При первых же словах Зорница многозначительно подтолкнула Гостейку.

— Как по небу да по ясному

Ярый сокол вылетал,

Ярый сокол вылетал,

Сине море оглядал,

Сине море оглядал,

Белу лебедь увидал… —

подхватила за старухой вся толпа.

Вскрикнув резко и звонко, так что народ от неожиданности присел и даже на миг сбился с ритма, Гостейка бросилась бежать по едва видной тропке вокруг озера. Искрен помчался за ней, и парни вдоль тропы били колотушками в железные котелки, изображая гром, с которым Перун гонится по небу за своей полногрудой возлюбленной.