Славянское царство: происхождение славян и распространение их господства - [30]

Бьондо в 1–й книге I декады пишет, что во времена Цезаря Августа восемьдесят тысяч вандалов заняли восточный берег реки Рейн, но затем Друз и Тиберий отбросили их обратно на их исконные земли, под которыми, думаю, понимаются те земли, которые отводил им Плиний у Карпатских гор на границах Сарматии, или Польши. Отсюда за много лет до этого они вывели свои колонии к Балтийскому морю, где сначала долго воевали с датчанами и саксами.

Евтропий и Павел Орозий пишут, что они были союзниками маркома- нов в войнах, которые те вели против императора Марка Антонина (Antonio). После этого, по свидетельству Суффрида Петри, они прошли с мечом по всей Германии. В вышеуказанной книге он пишет: «Я нашел в наших архивах, что через девять лет после этой маркоманской войны, а именно в 183 году от Рождества Христова, вся Германия была охвачена ужасом перед этими вандалами, или поляками. Их нашествие заставило многие племена отступить в укромные места, а некоторые — и вовсе оставить свои исконные земли. Вандалы же поселились на другом берегу реки Везер (Visurgo). Полторы тысячи из них, переправившись через Везер, проникли во Фризию и сели на восточном берегу реки Эмс (Amiso), как можно прочесть у Андреаса Корнелиуса Ставоренского (Andrea Cornelio Stauriese). На них напал Тит Бойокал, брат герцога Фризии Адебальда, и, одержав победу, изгнал их с Эмса». Так пишет о вандалах Суффрид.

Сражались вандалы и с визиготами, но, будучи разбиты в битве и изгнаны с Дуная, вторглись в Паннонию и владели ею в течение сорока лет.

В 382 году они под началом короля Многасила, которого другие, не знающие вандальского, или славянского, языка, ошибочно называют Модиги- зилом или Модидиском, предприняли поход в Италию.

В 415 году вандалы, предводимые Кроском, вторглись во Франкию и предали всю страну огню и мечу. Изгнанные оттуда более могущественным племенем визиготов, они спустились с Пиренеев в Испанию и, овладев ею, по имени своего племени назвали ее Вандалузией или, без первой буквы, Андалузией.

Императоры Василиск и Рецимер нанесли им поражение, когда они напали на Венецию и Истрию.

Наконец, в течение тридцати лет они владели Вифинией.

Затем, приглашенные в Африку за огромное вознаграждение, они пересекли Гибралтарский пролив и, нарушив обещание, данное комиту Бонифацию, который их и пригласил, захватили такие важные города, как Бон (Bonalica), Сале (Sala), Таманасиду (Tamanasida), Банасу (Banasa) и Тингис (Tingendi). Императору Валентиниану, в конце концов, удалось на определенных условиях заключить с ними мир, однако после его кончины они вновь восстали и при короле Гейзерихе взяли приступом Карфаген, знаменитый город, уступавший некогда одному только Риму.

До той поры в течение 535 лет он был под властью римлян, а теперь перешел под власть славян.

После этого Гейзерих, снарядив флот, атаковал и захватил острова Сардиния, Сицилия, Корсика и Ибица (Ebuso), которую Тит Ливий и Плиний называют Pytiusa (Pytusa), а де Леклюз — Ivica (Iuica). Епископ Виктор Витенский (d'Vtica) пишет, что они захватили также Майорку и Минорку. Сицилию Гейзерих уступил королю Италии Оттокару, обязавшемуся платить за нее ежегодную дань.

Гейзерих же отправился в Шотландию (Scotia) и Британию (Britannia), и владел ими до тех пор, пока не пришел конец могуществу свирепого Аттилы.

Когда Максим тиранически захватил императорскую власть в Риме и взял в жены вдову Валентиниана императрицу Евдокию, последняя, будучи женщиной высокомерной, была возмущена тем, что ее заставили выйти замуж за столь подлого мужа. Не видя иной возможности изменить свою судьбу и стать свободной, она тайно снеслась с упомянутым вандальским королем Гейзерихом, славным многочисленными победами, призывая его захватить Рим и освободить ее от столь жалкого супруга. По этой причине Гейзерих, снарядив большой и мощный флот, подошел к Риму и захватил его, проявив величайшую жестокость. Он совершил бы еще больше зла, если бы папа Лев не смягчил его необузданность своим смирением и покорностью. После четырнадцати дней разграбления Рима Гейзерих покинул город, уведя с собой Евдокию с Плацидией и множество пленных. Эти события произошли в 457 году.

Последним вандальским королем был Гелимир. Будучи застигнут врасплох Велизарием в Африке, он так рьяно бросился в атаку на неприятеля, что, если бы развил свой успех, мог бы, без сомнения, совершенно изгнать греков из Африки. Однако Гелимир упустил случай и дал время Велиза- рию усилиться. В последовавших за этим двух сражениях с Велизарием он проявил себя умелым и доблестным полководцем, но удача, которая, как водится, неожиданно покидает того, кто прежде был ею обласкан, в этот раз столь резко изменила вандалам, что грекам удалось уничтожить Цазона (Zangone), брата Гелимира, с большей частью многочисленного вандальского войска, а самого Гелимира взять в плен. Представ перед императором Юстинианом, Гелимир, видя, в каком рабском и бедственном положении он оказался после стольких лет власти и счастья, с улыбкой произнес: «Vanitas vanitatum, et omnia vanitas» (лат. Суета сует и все — суета — изречение царя Соломона (Екклезиаст, 1, 2 и 12, 8) и добавил, так как был образован и изучил все книги по философии и словесности: «Я не удивляюсь, о лучший из императоров, своему стремительному падению с высот счастья в пучину бед, потому что знаю, как непостоянна судьба; знаю, как, шутя, она в мгновенье ока возносит и низвергает смертных. Я удивляюсь лишь, как могло случиться, что вопреки ей я до сих пор не пал духом. Этого бы не произошло, не окружи я свой разум крепкой стеной убеждения, что все пришедшие в этот мир подвержены изменчивости судьбы, и особенно те, кто стоит во главе государств и империй, так как они выдаются над всеми и представляют собой прекрасную мишень для ее удара. Теперь, испытав все это на себе, я нахожу, что самыми счастливыми следует считать тех, кто занимает низкое положение, а вовсе не королей. Ведь, кроме того, что их разум и душа не обременены мыслями и заботами, связанными с высоким положением и управлением государством, они, помимо многих других выгод, имеют то преимущество, что знают — при неблагоприятной судьбе им многого не потерять, поскольку многого у них и нет. Королям же, владеющим многим, тяжко падать из богатства в нищету. Сужу по себе — прежде повелевал я войсками, городами, провинциями, купался в развлечениях, удовольствиях и изобилии во всем, внушая страх и поклонение моим подданным, но прошло немного времени, и вот у меня нет даже куска хлеба, чтобы утолить свой голод; губки, чтобы утереть мои слезы; цитры, чтобы утолить мою печаль. Посему, о император, если кто сравнит наши с тобой победы, то признает меня достойным большего триумфа, чем тебя. Ты победил одного из королей — это обыденное дело, так делают и другие. Я же победил судьбу, которую еще никому и никогда не удавалось победить. Ты сразил того, кто уже был сражен ей, я же поверг наземь ту, которая, хотя и сразила меня, но победить все же не смогла. Ты сражался с тем, кто теперь сражен голодом, я же одержал верх над той, которая не могла насытиться всеми моими невзгодами. Ты — одного из государей мира, я — императрицу и королеву всех государств и империй. Если же ты сомневаешься в моей победе над ней, то смотри — я еще жив, ее удары не повергли меня на землю, несчастья свои переношу я со спокойной душой. На мой взгляд, моя победа весомей твоей, так как оружию свойственно побеждать, но человеку не свойственно одерживать верх над судьбой; если он, конечно, не больше, чем человек. Ты прославишься тем, что покорил Вандальское королевство, я — тем, что покорил судьбу, с которой в будущем буду биться еще отважней, поскольку ей нечего отнять у меня, кроме самой жизни. Я знаю, о император, тебе не нужна моя жизнь, поскольку милосердие у столь великого государя не должно уступать его силе и доблести. Но даже если ты захочешь отнять ее у меня, и тогда судьба не сможет сказать, что победила меня, потому что, убив мое тело, она не сможет убить мою душу, которая сама по себе бессмертна и заключает в себе всю человеческую сущность и достоинство. Видимая же наша внешность — это скорее тень, чем наш истинный образ. Я не должен испытывать страха перед столь милосердным государем, о силе которого можно судить не потому, как он побеждает врагов, а по тому, как он обходится с ними после победы. Такому государю я, побежденный и победивший судьбу, униженный судьбой и унизивший судьбу, сдаюсь на милость. Признаюсь, что до сей минуты чувствую себя побежденным скорее твоей добротой и великодушием, покорившими мою душу, чем оружием, покорившим мое тело, по причине большого расположения, которое я возымел к грекам после того, как попал к ним в плен». Эта вдохновенная речь Гелимира так тронула императора, что он, помня о непостоянстве судьбы, ответил ему со всем состраданием, чтобы тот не огорчался; что он всегда ценил величие души выше всяких королевств и империй; что причиной войны с ним послужило не его честолюбие, а необходимость поддержать репутацию Римской империи и добиться признания ее прав владения — ведь после победы над карфагенянами, царями Сифаксом и Юбой Римская империя всегда была повелительницей Африки, почему он и добивался признания ее римской провинцией. Что же касается лично Гелимира, то он сочувствует его несчастьям, однако не с ним воевали римляне, а со всем вандальским народом, который в прошлом грабил Сицилию и другие провинции Римской империи, и сам Рим; что он сделает так, чтобы он, хотя и лишившись права распоряжаться войсками и королевствами, тем не менее остался государем и сохранил королевский статус, поскольку долгом его и его предков было миловать покорных и усмирять заносчивых; и что он решил так поступить с ним по той причине, что узнал в нем мужа, самого по себе достойного любого высокого положения, доблестного, великодушного и в равной степени добродетельного, обладающего, что ему особенно понравилось, редким постоянством и крепостью духа. Так Юстиниан утешил Гелимира и даровал ему некоторые владения во Франкии, куда тот и отправился, проведя там остаток своей жизни; и о вандалах не осталось иной памяти, кроме как в королевстве Испании, где они жили — область, которой они владели, была названа, как мы сказали выше, Вандалу- зией, или Андалузией.