Славянский сокол - [85]

– Он дикарь, ваше величество, хотя и хороший воин, – настаивал на своем граф Оливье. – Дикарь-конунг, достойный возглавлять дикарей-викингов в грабительском морском походе, а вовсе не герцог и не рыцарь. И я думаю, что нашим рыцарям просто зазорно вступать в состязание с таким необузданным и невоспитанным человеком, как Трафальбрасс. Выставил себя в меле, показал искусство, наряду с простолюдинами… И за глаза ему этого хватит! Это уже слишком высокая для него честь! Ему не место там, где будут демонстрировать свое мастерство лучшие из лучших. Ведь каждый турнир в моем понимании – это не только состязание в воинском искусстве. Это еще и состязание в благородстве, в честности, в высоком духе!

Карл молча и в раздумье постукивал себя по отвороту сапога плеткой. Это была новая привычка короля, появившаяся всего несколько дней назад вместе с самой новой плеткой, изделием мастеров из Старгорода, преподнесенной королю Алкуином. И граф Оливье уже успел заметить, что точно такая же привычка внезапно, как болезнь, поразила многих придворных, которые стали бегать по лавкам Хаммабурга в поисках похожих плеток, чтобы при случае повторять королевские жесты. В Хаммабурге таких не оказалось, и слуги были срочно отправлены на поиски в Старгород, поскольку сами придворные в момент проведения турнира не имели времени на такую поездку.

– В этом ты, любезный друг мой, не прав… – не согласился с мнением воспитанника монсеньор Бернар. – Я прекрасно понимаю, как красиво звучат слова о высокой рыцарской чести, но я также слегка понимаю и другое. Если мы откажем Трафальбрассу в праве на участие в джаусте, то откажем всему королевскому дому Дании в уважении. Это первое, и немаловажное. Мы не должны уподобляться родственникам Готфрида. Оскорбляя других королей, любой король оскорбляет королевское достоинство вообще, в том числе и собственное. Точно так же, как, оскорбляя постороннего вельможу, вельможа оскорбляет и себя. Второе, на чем я хочу заострить внимание, тоже не менее важно. Наша рыцарская репутация! Сигурд у всех на глазах показал, какой он прекрасный боец. Он сумел не просто победить, но убить трех наших рыцарей в меле. Хотя лично мне в ристалище больше понравился князь Ратибор. Но о Ратиборе не говорят в народе, считая его чужим. Даже более того, многие видят в нем потенциального врага, потому что аварские набеги высосали всю кровь у тех, кто живет чуть южнее. Но вести об этом доходят и до северян. А вот о Сигурде говорят на каждом углу. Он стал среди саксов почти героем. Он и сам себя чувствует таким, потому что по своему скудоумию и зазнайству не понимает разницу между рыцарями, участвующими в меле, и теми, кто составит костяк турнирных зачинщиков. Любой из них выглядел бы в меле ничуть не хуже Сигурда. Бог с ним, с Сигурдом. Но этого же не понимает, к сожалению, и народ. И если мы не допустим его завтра в ристалище, то все местные простолюдины, которым недоступны высокие рыцарские помыслы, посчитают, что король после меле испугался за своих хваленых рыцарей. И не допустил Сигурда только по этой причине.

Карл посмотрел на майордома, что сидел чуть в стороне, скромно не вступая в разговор, пока его не спросят.

– А ты что скажешь?

– Я как раз собрался, ваше величество, высказать приблизительно схожую с монсеньором Бернаром точку зрения, но исходя совсем из других соображений, – сказал дю Ратье.

– Дело здесь не в соображениях, а в существе вопроса, – даже при том, что дю Ратье поддержал Бернара, королевский дядюшка традиционно недолюбливал майордома, и потому непременно старался поворчать при каждом его выступлении, согласном или не согласном.

– Тем не менее я думаю, что мои соображения заинтересуют короля, – настаивал на своем дю Ратье. – Они основываются на донесениях осведомителей. И потому я хотел бы, ваше величество, чтобы с ними были ознакомлены все, вплоть до зачинщиков турнира.

– Ты выскажи свои соображения, дю Ратье. А потом мы решим, кого следует с ними знакомить, – решил Карл, понимая, что время уже позднее. – Наши зачинщики сейчас отдыхают и набираются сил. Не стоит их беспокоить по пустякам.

– Я повторяю, мои осведомители сейчас снуют везде, где только возможно услышать разговоры о возможности установления добрых отношений между франками и саксами или, наоборот, о возможности помешать установлению этих отношений. И если в начале турнира все разговоры сводились к точке зрения, которую поддерживают эделинги Кнесслер и Аббио, более того, часто упоминалось и имя Видукинда, как сторонника мира, хотя последний и не присутствует на турнире, то сейчас появилось много недовольных действиями эделингов.

– Недовольных? – переспросил король. – Ты хочешь сказать, что простым саксам не слишком понравилось, что я стал покупать пропитание для армии у Кнесслера, вместо того, чтобы забирать его бесплатно у крестьян?

– Да, ваше величество. Примерно так и обстоит дело. Находятся люди, которые обвиняют Кнесслера в желании обогатиться и забрать себе больше власти, чем он может проглотить. Много и других недовольных. И я связываю это с авторитетом, который приобретает на турнире герцог Трафальбрасс. Сам Аббио рассказывает, что у Сигурда появилось такое большое количество поклонников среди рыцарской молодежи саксов, что это не может не вызвать удивления. Мессир Аббио предполагает, что отдельными эделингами, ориентированными на союз с Данией, ведется работа по срыву всех возможных переговоров, и потому умышленно превозносится Сигурд. Насколько я знаю, и Кнесслер обеспокоен этим же. Он даже специально отрядил вооруженных людей из местных жителей в охрану всех ближайших дорог от провокаций, направленных на срыв турнира и возможных после него договоренностей.