Славянский меч - [106]

— Я прихожу, чтоб загладить свою вину. Эпафродит, по крови своей родственник адского пса Цербера, погребен в море!

Чуть приметно поднял веки Асбад, чтоб увидеть, какое впечатление произвела новость на Феодору.

Она не сводила взгляда со сфинкса; постукивая белыми прозрачными пальцами по подлокотнику, произнесла:

— Лжешь! Грек не так глуп! Не верю!

— Клянусь святой троицей, префект Рустик из Топера видел своими глазами, как он погружался вместе с кораблем в море!

Феодора не повернула головы.

— Тогда он сошел с ума!

— Проклятие Каина привело его к смерти!

— Пусть за меня отомстит Люцифер! Больше ты ничего не знаешь?

— Я нашел Ирину!

Женщина вздрогнула. Таинственная искра обожгла ее, она повернулась лицом к Асбаду. Черные глаза вспыхнули между широко раскрытыми ресницами.

— Ирину? Сейчас же приведи ее сюда!

— Ее пока нет в Константинополе, августейшая!

— Тогда где она? Послать за ней немедленно!

— Она в Топере, у дяди, префекта Рустика!

Феодора сделала знак рукой. Раб приготовился писать.

— Рустик в Константинополе?

— Он приехал сообщить о смерти Эпафродита!

— Флавий не возвращался?

— Кораблю наверняка помешала буря.

Ехидная усмешка показалась на губах Феодоры, когда она представила себе огорчение Флавия, узнавшего о том, что префект опередил его.

— Передай тогда префекту, чтобы он тотчас же возвращался к себе и привез Ирину. Таково настоятельное желание императрицы.

— Префект — ее дядя, а голос крови есть голос крови! Если бы святая августа послала за Ириной меня, недостойного раба своего!

— Ястреба за голубкой! Нет, уж сначала пусть насытится местью императрица, а там, может, кусок достанется и рабу! За Ириной поедет Рустик!

Феодора выставила крохотный башмачок, Асбад поцеловал его и удалился.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Горько ошибалась рабыня Мелита, украшая спальню своего орла цветами и усыпая ее благоуханным шафраном. В тот вечер Асбад не переступил порога спальни.

Возвратившись от Феодоры, он поспешно разыскал Рустика и обрадовал его, солгав, что служба в Константинополе ему, Рустику, теперь обеспечена. Императрица никогда не забудет, что префект первым сообщил об Эпафродите и обещал отдать Ирину ему, Асбаду, что давно уже является искренним желанием августы.

Префект был доволен и весело устремился на поиски знакомых, чтоб пригласить их в термы Зевксиппа на обильный ужин.

Покончив с этим, Асбад улегся дома на жесткое ложе, обитое бычьей кожей. Закинув руки под голову, он глядел в потолок, на котором Эос управляла квадригой восходящего солнца.

Сегодня ему снова открылись двери Феодоры, и тем не менее он не испытывал радости. Его не беспокоило, что императрица была сегодня холодна с ним, не огорчали колкие слова о том, что ястреб-де опасен для голубки Ирины. Он привык к тому, что эта женщина беспрерывно жалила его. Но сейчас в его сердце вдруг поселился червь и стал точить его, причиняя невыносимую боль. Вспыхнула та самая искра, которую ему так и не удалось погасить ни проклятьями, ни ненавистью. Словно блуждающий огонек, который в тихой ночи вспыхивает посреди вонючего болота, полного отвратительных гадов, и робко трепещет над зеленеющей водой, освещая затаившуюся в ночи мерзость, вспыхнула эта искра в сердце Асбада. И скорее ужасом, нежели радостью, опалила его. Всех придворных дам и роскошных гетер затмила Ирина, и свет, струившийся от нее, вдруг осветил грязь, в которой он утопал. Давно уже потерял он веру в благородство, в характер, в правду. Языком он славил Христа, а в сердце своем служил кумиру. Но сегодня императрица раздула в его душе неведомое пламя. Асбад высвободил руки из-под головы и прижал их к лицу.

«Неужто я ревную Ирину? Неужто люблю ее по-прежнему? Но разве не подавил я давно последнее биение сердца, которое вызывала любовь? Что такое любовь? Фантом. Лишь в наслаждении истина. И все-таки…»

Асбад вскочил со своего ложа и беспокойно стал шагать по мраморному полу. В сердце его бушевал вулкан. Мутной волной вздымалась страсть в груди и заливала голову. В этих волнах он искал сушу, чтоб бросить якорь, искал и не находил. Он видел в них Ирину, которую терзает мстительная Феодора. В волнах этих вставало ее бледное, залитое слезами лицо, исхудавшие руки тянулись к пене и ловили ее, погружаясь и утопая в бездонных пучинах. Ему казалось, будто Ирина зовет на помощь, будто с тихой покорностью она произносит его имя, умоляя вспомнить о любви, в которой он когда-то клялся, и спасти ее.

В тревоге и смятении снова бросился Асбад на твердое ложе, веки его сомкнулись, тяжелый сон простер над ним свои крылья.

Утро застало Асбада уже за столом. Прямо в глаза ему светило солнце. Его лицо было безмятежным, как гладь Пропонтиды. Хлопнув кулаком по столу, он усмехнулся самому себе.

«Я не пил и все-таки был пьян вчера вечером! Смешно! Закипает кровь в жилах, и муж превращается во влюбленного мальчишку. Запомни, Феодора! Случается и рабу захотеть полной чаши. А огрызки выбрасывают собакам. Ты не получишь Ирины. Ирина будет моей. Ястреб вырвет голубку из пасти лисицы».

Пальцы Асбада погрузились в растрепанные, грязные и неумащенные волосы, он зажмурил глаза и задумался. Мелита принесла завтрак на серебряном подносе: фрукты, масло, сладости и подогретое вино. Легкий пар вился над позолоченным сосудом. Девушка стояла перед Асбадом, словно жрица перед идолом, которому она служит. Жаром пылало вино, однако магистр эквитум не пошевельнулся. Мелита поставила поднос на каменный столик, подошла к Асбаду и коснулась его руки. Он вздрогнул и поднял голову.