Славянский «базар» - [50]

Гудело охватившее сухие дрова пламя. Иван бросил в огонь одежду, на какое-то время стало темно, но языки пробились сквозь материю, пожирая ее. Пришел черед лопаты. Откуда только сила взялась в руках – Малышев легко сломал черенок о колено. Только после этого Малышев оделся в то, что нашлось в доме.

И через полчаса, и через час Иван сидел перед угасающим камином и неподвижным взглядом следил за тем, как гаснет, чернеет лежащее на углях, дышащее жаром, обжигающее лезвие простой огородной лопаты.

Если бы железо могло сгореть в огне камина! Малышеву стало бы легче. Однако есть неуничтожимые вещи. У каждого в жизни появляется хотя бы один предмет, от которого хочется избавиться, но выбросить его – не лучший выход. Всегда будешь помнить, что где-то лежит немой свидетель твоего падения. Придет время, и он скажет свое беззвучное слово.

Глава 7

Бунин искал Карла, но тот словно сквозь землю провалился. Такое случалось и раньше – телефон не отвечает, квартира пуста. Мало ли дел у смотрящего одного из центральных районов Москвы? Законный никогда не посвящал Николая в подробности собственных дел, говорил лишь о том, что касалось Бунина, и не больше того.

Уже несколько дней «слепой» музыкант не появлялся в переходе. Утром, отчаявшись найти законного, Бунин вышел из дома. Постукивая дюралевой палочкой, спустился в переход. Девушка из цветочного киоска, в котором музыкант оставил клавиши, вышла ему навстречу.

– Я уж думала, с тобой что-то плохое случилось, – сказала она, игриво покусывая прядь волос.

– Мои клавиши еще живы?

– Я их спрятала под прилавок, – девушка повела музыканта в магазинчик, под прилавком, рядом с большим пластиковым мешком, стояли клавиши. – Каждый день смотрю на них и тебя вспоминаю.

– Зачем?

Торговка цветами слегка покраснела:

– Не знаю. Вспоминаю, и все тут…

– Не надо. Ты хорошая девушка, помогаешь мне, но…

– Почему ты отталкиваешь меня? – напрямую спросила девушка. – Я некрасивая? Или я не в твоем вкусе? Я же не хочу много, мне достаточно было бы изредка встречаться с тобой.

– Мы и так встречаемся не часто, – улыбнулся Бунин.

– Ты издеваешься, а я этого не заслужила.

Николай вытянул руку:

– Дай свою.

– Держи, – пальцы девушки крепко сжали ладонь музыканта.

Бунин привлек ее к себе и коротко поцеловал:

– Извини, если неправильно понял тебя. Ты хорошая, но я не думаю о тебе, когда мы далеко. Что я могу с собой поделать?

– Спасибо за откровенность.

Николай покинул подземный киоск, пропахший перестоявшими цветами. Он выбрался к простенку, в котором обычно играл, и принялся раскладывать клавиши. Бунина знали в переходе все, кому приходилось тут работать. Художник, рисовавший портреты, воскликнул:

– Здорово, где это ты пропадал?

– Есть места и получше, чем это, – отвечал Николай, привинчивая ножки к инструменту.

– Лучшие места, где нам хорошо. Мне тут отлично работается. И тебе тоже.

– Хорошо зарабатывается, а не работается, – уточнил Николай.

– Это одно и то же.

– Не скажи.

Тем временем Бунин уже включил инструмент, взял на пробу несколько аккордов. Звук гулким эхом разнесся в полупустом переходе. Здешняя акустика нравилась Николаю – будто в пещере играешь. Для концертного зала недопустимо, отраженные звуки мешают, но к людям, спешащим по делам, нужен совсем другой подход, чем к тем, кто пришел слушать специально.

Николай заиграл, а затем и запел, его сильный голос легко перекрывал звучание инструмента, заполнил собой весь подземный переход. И тут же смолкли разговоры, многие повернули головы к музыканту.

Вскоре возле Николая образовалось плотное кольцо из слушателей. Он еще не успел закончить мелодию, как уже зашуршали в руках банкноты, появилась мелочь и посыпались, зазвенели в футляре от клавиш деньги.

После обеда среди слушателей Николай заприметил Карла, тот появился, как партизан у железной дороги, неожиданно, просто возник между толстым сентиментальным стариком со слезящимися глазами и модно одетой сорокалетней женщиной с досмотренным ухоженным лицом. У старика карманнику брать было нечего, все его деньги лежали в нагрудном кармашке летней рубахи. С женщиной стоило повозиться. Карл скосил глаза на ее добротную сумочку из тонкой, хорошо выделанной кожи и, приподняв руку, подал Бунину знак. Николай решил рискнуть, ему показалось, что женщина – любительница жестоких романсов. Когда человек слушает любимую мелодию, с ним можно делать все, что угодно.

Его пальцы зависли над клавишами, пробежались по ним, и немного хрипло Николай запел:

– «Не говорите мне о нем…»

«Угадал текст, в унисон с ее душевным настроением попал, – радостно подумал он, заметив, как увлажнились глаза женщины, – наверняка в ее жизни была несчастливая любовь, о которой она помнит до сих пор. Поматросил ее какой-нибудь хмырь и бросил. Бросил так быстро, что она даже не успела разочароваться в нем», – и Бунин нажимал на интонации усталой страсти и разочарования.

– «Он виноват один во всем…»

В глазах слушательницы уже блестели слезы, вот-вот готовые скатиться по густо напудренным щекам. Женщина даже полезла в карман за носовым платком. Николай использовал свой любимый прием – играть для одного-единственного слушателя, в данном случае слушательницы. Карл благодарно улыбнулся Бунину – женщина созрела, она целиком провалилась в жестокий романс и не замечала, что происходит вокруг нее.