Славянские отаку - [15]

— Не надо, ты проспаться не успеешь. Я вообще на поезд купил.

— До Варшавы?

— Может, и до Варшавы. Там посмотрим.

Чтобы отец отстал, Коля начал упаковывать рюкзак, как будто действительно собирался куда-то.

— Ты хоть матери сказал?

— Позвоню, когда доеду. А то нервничать будет.

Он положил в рюкзак все, что ему могло понадобиться в дороге: нетбук, планшет, электробритву, некоторое количество одежды, в том числе два теплых свитера, тапки, чтобы ноги отдыхали в поезде, и пару новых кроссовок. Подумав, он добавил шампунь и гель для душа в одном флаконе. Всего вышло килограммов десять, в походах он нес больше.

Отец уже так увлекся, что прикидывал, можно ли перевестись из местного вуза в какой-нибудь немецкий, доучиться там на программиста и стать успешным и мегакрутым, только, конечно, надо подтянуть немецкий и английский, но Коля справится.

«Кому я там нужен…» — подумал Коля.

— Друзей новых заведешь, а не этих уродцев, — добавил отец. — Парня найдешь нормального, не как это говно. Это ты сейчас думаешь, что никому не нужен, — добавил отец, словно читая его мысли. — На самом деле никто никому особо не нужен, потому мы все и пробиваемся, ищем чего-то. Думаешь, я там кому-то нужен? Я, конечно, получше молдаван, эти долбодятлы уровень и то в руках держать не умеют, херачат от балды. Но, понимаешь, получает не тот, кто лучше, а тот, кто выебистый и пробивной. У тебя таких качеств вообще нет, тряпка тряпкой, что скажут, то и сделаешь. Русские все такие, ждут, когда святой Георгий на белом конике прискачет и всех спасет. А хохол — это русский в квадрате.

Коля затянул рюкзак и закрыл верхний клапан. Сел на кровать рядом с отцом, взглянул на черный экран своего изъебанного стримом компьютера, на пятна от чая и пива под подоконником, на пепельницу, плотно утыканную десятками окурков, и подумал, что надо либо что-то кардинально менять, либо скорее кончать с собой. И чтобы что-то менять, у него не хватит сил и способностей.

— Коляша, вот я не понимаю, ты у нас такой славный мальчик, умный, красивый, не мог кого получше выбрать? Ну ладно, с девками не можешь, это понятно, но как, блядь, где ты откопал это говно? Ты знаешь, сколько пользователей в интернете? В одной Рашке — сто сорок миллионов человек. Ну ладно, исключаем детей и старых бабок, пусть будет сто. Как ты из ста миллионов вытащил вот это?

— Папа, я не знаю, как так получилось. Я дурак.

— Никогда так про себя не говори.

— Так все знают, что я дурак, и я сам знаю.

— Никакой ты не дурак, — отец прижал его к себе, как маленького, и поцеловал в шею.

Колю будто ударило током, его точно так же обнимал Дима; отец заметил, что сын напрягся и покраснел. У обоих промелькнула мысль, что Коля мог докатиться и до чего-то похуже.

— Да даже я не такой дурак, как твой брат. Ладно, с Богом. Не забывай нам писать.

Коля, чтобы избавиться от его откровений, обулся, надел куртку и вышел с рюкзаком на улицу. В окнах у Димы еще горел свет. Наверное, базарил со своими телками в контакте: кроме Вовки и кассирши из АТБ у него было еще две запасных. Коля перевел взгляд на ясное ночное небо, прорезанное беспорядочно натянутыми проводами, на соседние двухэтажные дома, начатые с размахом и архитектурными изысками, но недоделанные из-за Евромайдана, на щербатый асфальт, голые ветки яблонь, посеревшие деревянные ограды и заборы из дешевых бетонных блоков. «Пиздец, деревня», — подумал он.

Сильный ветер задувал под куртку, спина взмокла под рюкзаком. Травмат Коля незаметно засунул под свитер, когда укладывал вещи. Маршрутки в такое время уже не ходили, удалось поймать машину, которую вел угрюмый селюк. Он спросил на украинской мове, куда ехать, Коля сказал:

— На вокзал… Киев-Пассажирский.

Селюк зыркнул на него как совсем на говно и молча поехал, бахаясь колесами в ямы и рассекая огромные лужи.

Коля знал украинский плохо, хоть и учился на нем в школе. Родители переехали сюда с Полтавщины, когда ему было пятнадцать. Там украинский все учили заново, отец вообще родился и вырос в Москве, дома они с матерью говорили только по-русски, а друзей-украинцев, чтобы практиковаться, у Коли просто не было. Правда, русских друзей не было тоже.

Огни центра раздражали натруженные за компьютером глаза, доехали быстро, без пробок. Селюк недовольно принял деньги, как будто считал, что ему полагалось больше.

Коля, который уже плохо соображал от усталости, долго искал в огромном здании вокзала камеру хранения. Положив туда рюкзак, он еще побродил, отыскивая место, где ловит вайфай, прислонился к холодной светло-бежевой стене и с дрожью в ногах набрал адрес блога Москаля. Там было написано: «Уехал, когда вернусь — не знаю, это как повезет. Есличо, пишите мне на gmail, чтобы сразу приходило на телефон». Это была первая запись не под замком за несколько дней, у Коли заломило член от счастья.

Он понимал, что Москалю, возможно, действительно совсем похуй, но перспектива вышибить себе мозги перед ним возбуждала Колю, как самурая далекой эпохи Токугава, который был готов ежедневно жертвовать телом для своего господина и каждый день представлял, как вспарывает себе живот. Вспороть живот складным ножом из «Авроры» Коля уже пытался, причем по совету того же Москаля. Это Москаль в июне рассказал про русского студента-либерала, который включил в военкомате украинский гимн. Коля как сейчас помнил слова Москаля: «Такой чокнутый япономан, как ты, непременно должен сделать сэппуку, чтобы не послали в зону АТО. Ну или порвать себе кишку бутылкой из-под шампанского. А лучше все сразу».