Славянские боги и ритуалы - [82]

Установить адресата этой «присухи» не сложно, поскольку она обнаруживается даже при гадании обычным яйцом (см. главу первую, раздел «Порча и работа с ней»).

Наговаривается на пищу или питье, которые дают привораживаемой или на ее след.

Встану я, раб Божий (имя), благословясь, пойду перекрестясь, из дверей в двери, из ворот в ворота, выйду я в чистое поле. Есть сидит в чистом поле сама Пресвятая Богородица Мати Божия. Как Она скрипит и болит по Своем Сыне, так бы по рабу Божию (имя) раба Божия (имя) скрипела и болела, и в огне горела, не могла бы она ни жить, и ни быть, и ни пить, и ни исть. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.

Говорить на три зори: утреннюю, вечернюю и утреннюю.

Благослови раба Божия (имя). Благословясь, лягу я, раб Божий (имя), помолясь, встану, перекрестясь, умоюсь водою, росою, утруся платком тканым; пойду я, раб Божий, из дверей в двери, из ворот в ворота, в чистое поле, на путь, на дорогу; навстречу мне, рабу Бо-жию, три брата: Усыня, Бородыня да Никита Мамен-тий. «Гой еси, три брата, да вы куда идете, вы куда бредете?» – «Идем на леса темные, на болота зыбу-чия, на реки текучия леса зажигати, болота высушати, реки затворяти». – «Гой вы еси, три брата, не ходите на леса темные, на болота зыбучия, на реки текучия, подите вы, сходите, послужите мне, куда я вас пошлю, раб Божий; зажгите вы ретивое сердце у рабы Божией (имя), чтобы горело по рабу Божию (имя), как огонь горит в печи жарко на жарко, не потухает, так бы ея сердце горело по рабу Божию; как мил весь белой свет, так бы я казался ей, рабе Божией (имя), краснее красного солнышка, светлее светлаго месяца; как тоскует мать по дитяти, так бы раба Божия тосковала и горевала по рабу Божию, тосковало и горевало ее сердце; как тоскует младенец по титьке, так бы и она тосковала и горевало сердце у рабы Божией по рабу Божию; как тоскует кобыла по жеребенке, корова по теленке, так бы раба Божия тосковала и горевало ея сердце по рабе Божием; как тоскует сука по щенятам, кошка по котятам, так бы и она, раба Божия, тосковала и горевало ея сердце по рабу Божию; как тоскует утка по утятам, клуша по клушатам; в еже бы не заедала, в питье бы не запивала, в гульбе бы не загуливала, во сне бы не засыпала, ни в году, ни в полугоду, ни во дни, ни в ночи, ни в часу, ни в получасу, ни в минуту, ни в полуминуту». Говорю я, раб Божий (имя), тридесять слов, триде-сять стихов и тридесять молитв; как на земле бел-горюч камень, так бы мои слова и наговоры сквозь семидесяти костей, сквозь семидесяти суставов, сквозь пятидесяти жил, сквозь буйной головы, сквозь ясных очей, сквозь ручных жил, сердечных, сквозь пятных и подко-леночных. Говорю я, раб Божий, тридесять слов и три-десять стихов, тридесять молитв; запираю я, раб Божий, тридесятью запорами и тридесятью ключами, и те ключи себе беру. Пойду, раб Божий, в океан-море; брошу я те золоты ключи в океан-море, под тот бел-горюч камень; на том океане-море никому не бывать и воды не пивать, песку не зобать и тех золотых ключей никому не вынимать, по мой век, по мою смерть.

Рыба карась или плотица, как тебе тошно на желтых песках, без воды и без грязи, тошно тебе в горячей и кипучей воде, так бы было тошно рабе Божией (имя) по рабу Божию (имя), чтобы она, раба Божия (имя), быть не могла; кто ту рыбу съест, тот без меня не проспит, не проживет и ни единой минуты быть не может.

Встану я, раб Божий (имя), благословясь, пойду перекрестясь, из избы дверьми, из двора воротами, в чистое поле. На желтом песку есть белая рыбица. Как белая рыбица тоскует и мечется и не может без воды жить, ни дневать, ни часу часовать, на всяк день и на всяк час, и как у белой рыбицы прилегла чешуя от головы до хвоста, так бы прилегли ко мне, рабу Божию (имя), у нее, рабы Божией (имя), думы и мысли на всяк час, и на всяк день в полном месяце и по все четные во все двадцать четыре часа всегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Этот древний заговор обычно наговаривается один раз на хлеб и вино, которые даются привораживаемому (так чтобы он не знал, что они подверглись наговариванию), а также на его следы.

Встану я, раб Божий (имя), пойду из избы в двери, из дверей в вороты, в чистое поле, под восток, под восточную сторону. Навстречу мне семь братьев, семь ветров буйных. «Откуда вы, семь братьев, семь ветров буйных, идете? Куда пошли?» – «Пошли мы в чистыя поля, в широкия раздолья сушить травы скошенные, леса порубленные, земли вспаханные». – «Подите вы, семь ветров буйных, соберите тоски тоскучия со вдов, сирот и маленьких ребят, со всего света белого, понесите к красной девице (имя) в ретивое сердце; просеките булатным топором ретивое ее сердце, посадите в него тоску тоскучую, сухоту сухотучую, в ея кровь горячую, в печень, в суставы, в семьдесят семь суставов и подсоставков, един сустав, в семьдесят семь жил, единую жилу становую; чтобы красная девица (имя) тосковала и горевала по (имя) во сне суточные в двадцать четыре часа, едой бы не заедала, питьем она не запивала, в гульбе бы она не загуливала, и во сне бы она не за-сыпывала, в теплой паруше калиновым щелоком не смывала, шелковым веником не спаривала, пошла, слезно плакала, и казался бы ей (имя) милее отца и матери, милее всего роду-племени, милее всего под луной Господней, скатного жемчугу, платья цветного, золотой казны». Будьте вы, мои слова, крепки и лепки, крепче камня и булата. Ключ моим словам в небесной высоте, а замок в морской глубине, на рыбе на ките; и никому эту кит-рыбу не добыть, и замок не отпереть, кроме меня (имя). А кто эту кит-рыбу добудет и замок мой отопрет, да будет, яко древо, палимое молниею.