Славянская спарта - [24]

Изумительно, чѣмъ и какъ живетъ здѣшній народъ? Чѣмъ и изъ чего платитъ онъ подати своему князю?

Его суровая жизнь по истинѣ поучительна. Нужно много терпѣнія и скромности потребностей, чтобы переносить унылое однообразіе вѣчно окружающихъ его голыхъ скалъ и постоянныя лишенія всего, что краситъ человѣческую жизнь. Нужно особенное умѣнье, чтобы извлекать изъ этихъ безплодныхъ камней источники своей жизни, обходиться, можно сказать, ничѣмъ, да еще щеголять въ яркихъ одеждахъ съ серебромъ и золотомъ, въ драгоцѣнномъ оружіи, безъ котораго черногорецъ стыдится показаться на глаза честнымъ людямъ. По неволѣ придетъ въ ни лову воспользоваться этими сѣрыми камнями, какъ удобной хищнической засадой, и попытаться добыть ятаганомъ то, чего не даетъ жестокосердая мачиха-природа. Во всякомъ случаѣ эта суровая школа скудости, лишеній, преодолѣванія на каждомъ шагу всевозможныхъ трудностей и препятствій — могучая и въ своемъ родѣ плодотворная школа. Она выковываетъ сильныхъ и стойкихъ мужей, а не нервныхъ и требовательныхъ баловней жизни, какъ та разслабляющая школа, что старается подстилать человѣку соломку вездѣ, гдѣ онъ можетъ и даже не можетъ ушибиться…

Посмотрѣвъ на страну, гдѣ живетъ черногорецъ, не будешь удивляться хладнокровному безстрашію, съ какимъ онъ встрѣчаетъ опасности и самую смерть.

Что терять этимъ людямъ, и что можно отнять у нихъ? Даже сама жизнь, казалось бы, не должна имѣть особенной привлекательности въ подобныхъ безотрадныхъ условіяхъ; а между тѣмъ черногорецъ любитъ свое заоблачное горное гнѣздо, свои скучные сѣрые камни нисколько не меньше, чѣмъ какой-нибудь итальянецъ роскошные берега своихъ голубыхъ заливовъ, — отчаянно бьется за эту скудную родину свою, умираеть за нее, воспѣваетъ ее въ своихъ пѣсняхъ…

Изъ Нѣгошей намъ особенно хорошо видна старая черногорская «тропа», что карабкается у подножія Ловчина по опушкѣ густого лѣса на крутую сѣдловину между Ловчиномъ и сосѣднею съ нимъ горою.

Нѣгоши еще не на самомъ перевалѣ. Отъ нихъ мы продолжаемъ лѣзть все выше и выше, и вотъ наконецъ долѣзаемъ до самаго высокаго мѣста, откуда начинается уже спускъ съ горъ на черногорскую сторону. Лошади наши останавливаются отдышаться послѣ долгаго и тяжелаго подъема, а мы съ женою торопимся выйти изъ коляски, чтобы свободнѣе налюбоваться вдругъ открывшейся передъ нами поразительною и своеобразною картиною. Цѣлый міръ сѣрыхъ и голыхъ горныхъ громадъ, сухихъ, безжизненныхъ, будто гигантскія волны взбуровленной ураганомъ застывшей лавы, простирался во всѣ стороны у нашихъ ногъ; тутъ все еще дышетъ тою слѣпою подземною силою, которой дикіе взрывы вспучили, изорвали и всячески изуродоваіи хлынувшими изъ черныхъ нѣдръ земныхъ потоками расплавленнаго камня свѣтлое лицо земли. Тутъ вся картина горъ кажется проникнутой свѣжими слѣдами вулканической работы: вы видите всюду погасшіе кратеры своего рода, круглыя котловины, глубокія провалья, окруженныя сѣрыми колоссами изгрызенныхъ утесовъ. Словомъ, отсюда сверху — это настоящій Дантовъ адъ, мѣсто скрежета зубовнаго и вѣчной тоски, гораздо болѣе похожее на «юдоль плачевную», гдѣ долженъ, по вѣрованію евреевъ, произойти страшный судъ, — чѣмъ даже мрачное ущелье кедронскаго ручья, когда-то посѣщенное нами въ Палестинѣ…

Невольно хочется отыскать главами среди этого хаоса мертвыхъ громадъ дымящуюся поверхность смраднаго «езера геенскаго», налитаго горящимъ жупеломъ и переполненнаго головами мучающихся грѣшниковъ, какъ это съ потрясающею картинностью умѣетъ изображать на своихъ гравюрахъ талантливый Дорэ…

Но къ успокоенію вашему, вмѣсто «езера геенскаго» за угловатыми скалами и изорванными конусами голыхъ сѣрыхъ горъ вправо отъ насъ сверкнула далеко на горизонтѣ до краевъ полная голубая чаша Скутарійскаго озера, — «Скадрскаго блата» черногорцевъ, — словно добрый глазъ свѣтлаго ангела, заглянувшій съ небесныхъ высотъ въ эту юдоль стенаній. Видна намъ и воздушная рамка синерозовыхъ горъ, окружающихъ водную скатерть неизъяснимо-нѣжной лазури, и еще дальше за ними туманные снѣговые хребты Албаніи… Виденъ даже черный внучекъ парохода, разрѣзающій въ эту минуту водную гладь озера. Окрестности кажутся намъ отсюда, съ высоты, приподнятыми къ небу.

Вся Черногорія видна намъ теперь какъ на громадной выпуклой картѣ, прямо въ темя, лежитъ передъ нами какъ жертва, распростертая у нашихъ ногъ, отъ порубежныхъ горъ Дормитора и Кома, за которыми поднимаются уже горы сосѣдней Босніи и Албаніи до Скутарійскаго озера и страны шкипетаровъ. Божо съ важностью нѣмецкаго учителя географіи называетъ намъ по именамъ горныя вершины и главныя долины Черногоріи. Катунская нахія ближе всѣхъ къ намъ; а вотъ дальше Бѣлопавличи, вонъ Пиперы, вонъ на самомъ глухомъ краю этого глухого края неприступныя страны Кучей и Васоевичей.

* * *

Мы наконецъ начинаемъ свой спускъ, извиваясь зигзагами среди котловинъ и провальевъ; надъ головами нашими торчатъ будто толпы уродливыхъ истукановъ сѣрые капризно изломанные утесы; можно вообразить себѣ, что это окаменѣлые бѣсы, когда-то населявшіе эту страну безплодія и ужаса. Какой-нибудь странный геологическій катаклизмъ дѣйствительно долженъ былъ разразиться здѣсь въ до-историческія времена, чтобы такъ изуродовать каждую гору, каждый камень, и придать этой счастливой южной мѣстности видъ проклятой Богомъ страны…