Славные ребята - [65]
Наклонившись к нему. Дельфина ласково спросила:
— Тебе хотелось бы иметь машину? Поэтому, да?
Он удивленно ответил:
— Нет…
— Тогда почему же?
— Ах вот оно что, ты подумала, мне захотелось иметь машину и поэтому… нет, тут совсем другое.
— Не понимаю.
— Не в машине дело.
— Тогда в чем же?
— Это гораздо сложнее.
— Сложнее…
— Трудно объяснить. Особенно тебе. Я был в бешенстве.
— Почему в бешенстве?
— Тьт уехала… Так вот сразу… И надо сказать, при весьма странных обстоятельствах.
— Я поехала к твоему отцу. Что же тут необыкновенного?
— Правильно. Ничего. — Помолчав, он пояснил: — Ты нас бросила.
— Да, я вас бросила. Бросила троих малолеток. Подкинула на паперть! Да оставь ты! Наоборот, вы должны были бы радоваться! Наконец-то! Стали свободными. Бы мне все уши прожужжали с вашей свободой. И ты в первую очередь.
— Когда вдруг получаешь то, чего долго желал, не чувствуешь себя удовлетворенным.
— Занятное открытие. Это ты сам додумался?
— Да, вообрази, сам.
Наступило молчание, потом он сердито и с вызовом спросил:
— Видела в Катманду хиппи?
— Конечно.
— Какие они там?
— Когда я с ними говорила, я думала о вас. Пыталась вас понять.
— Нас понять! Снова здорово! Прямо мания какая-то. Да к чему нас понимать? Кто вас об этом просит?
— Ты… Во всяком случае, раньше просил.
Он ворчливо отозвался:
— Родители созданы не для того, чтобы понимать.
— Все-таки они же не круглые дураки.
— Не об этом речь.
— Тогда о чем же? Сам-то ты хоть знаешь о чем?
Он вышел, неслышно закрыв за собой дверь.
С минуту Дельфина сидела задумавшись, потом тоже поднялась.
Через несколько минут, проходя через буфетную, она увидела сына — он сидел, склонившись над полной тарелкой.
— Смотри-ка, и ты здесь?
Дени смущенно пробормотал:
— Я сегодня не обедал.
— Ну и чудесно. Ешь, мой милый.
Но ей захотелось оправдать свое появление здесь.
— Пришла за бутылкой минеральной воды.
Она нерешительно подсела к столу. Дени угрюмо жевал и, видимо, не собирался начинать разговор.
Тогда заговорила Дельфина:
— Ты действительно считаешь, что родители не могут ничего сделать для детей?
Он ответил, подумав:
— Трудно сказать.
— А все-таки…
— Одно ясно, родители должны быть родителями. А вы ставите себя на наше место, и получается фальшь. Вы не для того существуете. Вы должны нам давать другое.
— Значит, мы все-таки можем вам что-то дать?
— Да, мы в вас еще нуждаемся. Даже если не вопим об этом на каждом перекрестке. Поэтому, когда вы смываетесь, мы протестуем.
— Угоняя, к примеру, машину?
— Да, угоняя машину. Ну а что? Или чего-нибудь другое делаем…
— Не понимаю.
— Вы, когда молодые были, играли в родителей. Ладно. А теперь вы играете в молодых, в молодых, которые в курсе всего, все понимают. А от вас не это же требуется! Когда же вы, черт побери, прекратите ваши игры? Ну и поколеньице!
— Это уж слишком.
— Ничуть не слишком. Попытайтесь нас выслушать. Постарайтесь понять нас… в тихую, а главное, не будьте «понимающими». Друзья… Только не это, ради господа бога. Друзей можно иметь сколько душе угодно. А вы будьте сами собой: будьте родителями. А не юнцами. — И помолчав, прибавил: — Если мы перестанем с вами бороться, мы погибнем, ко дну пойдем. И зачем только я тебе все это рассказываю.
— И в самом деле, зачем…
— Не смейся, мама, то, что я сейчас говорю, очень, очень важно. Раз ты хочешь понять, так слушай, нам необходимы барьеры, чтобы было что опрокидывать. А если вообще нет законов, как же их нарушить? Тристан, Изольда есть, а короля Марка нету… Жалкая историйка.
Дени ходил взад и вперед по буфетной.
— Поверь мне, понимающих родителей не существует. Они или все время лезут к нам, или недостаточно лезут. Впрочем, никто никого не понимает. Тогда почему они? Почему мы?
Потом, внезапно успокоившись, он договорил с видимым удовольствием:
— А знаешь, я той даме за машину цветы послал… Только никому об этом не рассказывал.
Послал цветы! Угнав сначала машину. И признание это он преподнес ей одной, как бесценный дар! Цветы!
— Ну, ладно, иди ложись. Встретимся завтра утром за завтраком, как и обычно.
— Возможно… там видно будет, но не слишком рассчитывай.
Вернувшись в спальню, Дельфина сразу догадалась, что Марк еще не спит.
— Ну?
— Хороший он мальчик.
— Хороший?
— Утром вместе будем завтракать, словом, жизнь начинается заново. По крайней мере я на это надеюсь.
Когда она уже легла в постель, Марк подошел к ней.
— А ты?
— Что я?
— Что будешь делать?
— А ты что будешь?
— О, я…
— Тебе же хочется вернуть себе свободу.
— Завтра иду в газету. Поговорю с шефом и попрошу оставить меня в Париже. Там увидим. Ну а ты, Дельфина?
— Ты веришь в эту историю?
— Конечно.
— Тогда спокойной ночи.
Она подождала, не скажет ли он еще чего. Он тоже, видать, дурачок.
Марк снова заговорил:
— Все-таки сволочь малый! Я виделся с Версаном, дело достаточно грязное. Слава богу, та женщина оказалась хорошая. Дени повезло. Она возьмет свою жалобу обратно, это решено. Но не исключен шантаж… И потом, забыл тебе сказать еще вот что: Даниэль ходил советоваться с шефом. Ужасно приятно! Когда подумаешь…
— О чем подумаешь?
— Надрываешься, воспитываешь…
— Ты действительно так уж надрывался?
— Прошу тебя… Без этой иронии. Да, надрывался.
В основе первого романа лежит неожиданный вопрос: что же это за мир, где могильщик кончает с собой? Читатель следует за молодым рассказчиком, который хранит страшную тайну португальских колониальных войн в Африке. Молодой человек живет в португальской глубинке, такой же как везде, но теперь он может общаться с остальным миром через интернет. И он отправляется в очень личное, жестокое и комическое путешествие по невероятной с точки зрения статистики и психологии загадке Европы: уровню самоубийств в крупнейшем южном регионе Португалии, Алентежу.
Роман греческого писателя Андреаса Франгяса написан в 1962 году. В нем рассказывается о поколении борцов «Сопротивления» в послевоенный период Греции. Поражение подорвало их надежду на новую справедливую жизнь в близком будущем. В обстановке окружающей их враждебности они мучительно пытаются найти самих себя, внять голосу своей совести и следовать в жизни своим прежним идеалам.
Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.
Роман «Площадь» выдающегося южнокорейского писателя посвящен драматическому периоду в корейской истории. Герои романа участвует в событиях, углубляющих разделение родины, осознает трагичность своего положения, выбирает третий путь. Но это не становится выходом из духовного тупика. Первое издание на русском языке.
О чем моя книга? О жизни, о рыбалке, немного о приключениях, о дорогах, которых нет у вас, которые я проехал за рулем сам, о друзьях-товарищах, о пережитых когда-то острых приключениях, когда проходил по лезвию, про то, что есть у многих в жизни – у меня это было иногда очень и очень острым, на грани фола. Книга скорее к приключениям относится, хотя, я думаю, и к прозе; наверное, будет и о чем поразмышлять, кто-то, может, и поспорит; я писал так, как чувствую жизнь сам, кроме меня ее ни прожить, ни осмыслить никто не сможет так, как я.
Новая история о любви и взрослении от автора "Встретимся на Плутоне". Мишель отправляется к бабушке в Кострому, чтобы пережить развод родителей. Девочка хочет, чтобы все наладилось, но узнает страшную тайну: папа всегда хотел мальчика и вообще сомневается, родная ли она ему? Героиня знакомится с местными ребятами и влюбляется в друга детства. Но Илья, похоже, жаждет заставить ревновать бывшую, используя Мишель. Девочка заново открывает для себя Кострому и сталкивается с первыми разочарованиями.