Славные парни. Жизнь в семье мафии - [10]

А вместо этого мы с Ленни подъезжаем на заправку и покупаем шины. Парню нужно было поставить на них диски, так что мы расплатились с карты, ну и помотались час на машине. А когда вернулись назад, там нас уже копы поджидали.

Прятались в сторонке. Только я зашел, как выскочили два детектива и говорят, что я арестован. Ленни улизнул. Повязали меня и отвели в участок на Либерти-авеню.

Уже в участке отвели меня в камеру для допроса, а я стал изображать из себя гангстера. 
– Меня через час выпустят, - заявляю я копам. 
Прямо вылитый Джордж Рафт [14]. Тадди с Ленни всегда наказывали мне никогда не заговаривать с копами.

Держать язык за зубами. Потом один из этих копов говорит мне, чтобы я подписал какую-то бумагу. Он, наверное, полным мудаком был. 
– Ничего я буду подписывать, - отрезал я ему.

Тадди с Ленни сказали, что я должен лишь сообщить им свое имя, и они поначалу не верили, что меня действительно зовут Генри Хилл. Один из копов отвесил мне затрещину, потому что не поверил, что парня, который крутится с такими людьми, могут звать Генри Хилл.

Менее чем через час в участке объявился Луис Деленхаузер. "Отмазчик Луи", адвокат. Ленни вернулся на стоянку и сообщил, что меня повязали за кредитку. Поэтому Варио прислали Луиса.

Он все уладил. Из участка копы отвели меня в суд, где судья определил залог в размере пятиста долларов. Деньги тут же внесли, и я оказался на свободе.

Когда я повернулся, чтобы выйти из суда, оказалось, что в задних рядах сидят Варио. Поли отсутствовал, потому что отбывал месячный срок за неуважение к закону.

Все улыбались и смеялись, обнимали, целовали меня и хлопали по спине. Это было как окончание учебы. Тадди без конца вопил:
- Что, потерял свою девственность?

Потерял девственность! Это было важным событием. После того, как мы вышли из зала суда, Ленни, Большой Ленни и Тадди отвели меня в бар Винсента Клэма в Маленькой Италии [15], угостив скунгили и вином. Устроили мне вечеринку. А когда мы вернулись на стоянку, оказалось, что нас там все ждали, и мы еще раз отпраздновали.

Два месяца спустя "Отмазчик Луи" отмазал меня от обвинения в попытке мелкого мошенничества, и я получил шесть месяцев условно. Возможно, я мог бы отделаться и меньшим.

Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что это был самый глупый способ засветиться в полиции. Но в те дни условное заключение в твоем полицейском досье было не редкостью. Я был так признателен, что Варио заплатили адвокату, и мои родители никогда ни о чем не узнают.

Но теперь я все больше беспокоился. Отец становился все неуправляемей. Я обнаружил ствол в его подвале и отнес его показать Тадди, а затем вернул на место.

Пару раз Тадди просил одолжить ему пушку для друзей. Я не хотел одалживать, но и отказывать Тадди тоже не хотелось. Под конец я начал одалживать пистолет Тадди и получал его через день-два.

Затем я заворачивал пистолет точно так же, в каком состоянии его находил, и клал назад, на верхнюю полку за трубами в подвале.

Как-то раз я пошел достать пистолет для Тадди и обнаружил, что тот пропал. Я понял, что отец догадался о моих делах. Он ничего не сказал, но я знал, что он в курсе. Я чувствовал себя приговоренным к электрическому стулу.

Мне исполнилось уже почти семнадцать. Я отправился в призывной пункт и попытался записаться в армию. Я решил, что это лучший способ избавиться от отца и не заставить Тадди с Поли думать, что я на них зол.

Парни в призывном пункте сказали, что надо подождать до семнадцати, и тогда мои родители или опекун смогут меня записать. Я вернулся домой и рассказал все отцу.

Я хотел записаться в парашютно-десантные войска. Я сказал, что он должен меня записать. Он начал улыбаться и позвал маму и всю семью. Мама занервничала, а вот отец был действительно счастлив.

В тот же день я отправился в призывной пункт на Декалб-авеню и вступил в армию. На следующее утро я отправился на стоянку и рассказал все Тадди. Он решил, что я свихнулся, и сказал, что позовет Поли.

И вот заходит сильно встревоженный Поли. Садится рядом со мной. Он смотрит мне в глаза и спрашивает, нет ли у меня неприятностей или не утаиваю я чего-либо от него. 
- Нет,- ответил я. 
- Ты уверен? - спросил он.

Затем он начал говорить шепотом. Мы сидим в задней комнате стоянки, окруженные ребятами. На улице стоят две машины, набитые стрелками. Место безопасное, как гробница, а он шепчет. Он говорит, что если я хочу из всего этого выпутаться, то он может уладить дела с призывным пунктом. Сказал, что может выкупить мои бумаги.

- Нет, спасибо, - ответил я. – Я могу отслужить.

Глава третья

Когда Генри родился одиннадцатого июня 1943-го года, Браунсвиль был рабочим районом площадью в шесть квадратных миль с несколькими предприятиями легкой промышленности и современными домами на одну или две квартиры. Район простирался от вереницы похожих на парки кладбищ на севере до соленых болот и мусорных свалок в Канарси и Джамайка-бей на юге.

В начале двадцатых годов линия троллейбусов и надземная эстакада превратили район в рай для десятков тысяч итало-американских эмигрантов и евреев из Восточной Европы, которые хотели убежать из убогих съемных квартир на Маллбери-стрит и Нижнем Ист-Сайде в Манхэттене.