Сладостная жертва - [5]

Шрифт
Интервал

— А как тетя Милли? — спросила Люси, делая глоток сидра — густого золотистого напитка с характерным вкусом забродивших яблок. По телу ее разлилось тепло, и на душе стало немного легче.

Дядя помрачнел.

— Она все время с ним. Сидит у постели Дэвида и говорит, говорит… Уверена, что он ее услышит и очнется.

Люси ощутила боль.

— Сколько это уже длится?

— Кома? Три дня. Мы ждали… надеялись… что он выйдет из нее раньше, но этого не случилось. И врачи не могут сказать, когда это произойдет и… произойдет ли вообще. — Руки его сжались в кулаки.

— Конечно же, выйдет. Ты не должен думать о плохом. И вообще на тебя так не похоже сдаваться. — Она осторожно разжала его пальцы. — Знаешь, тетя Милли так его заговорит, что ему просто придется восстать от сна!

Дядя издал подобие смешка.

— Ах ты, несносная девчонка, тебе повезло, что она тебя не слышит!

Люси улыбнулась.

— Ну что, доел, допил? Можем идти?..


Вскоре они уже были в больнице. Давно, в детстве, когда ей вырезали гланды, Люси провела здесь несколько дней. Она поморщилась от знакомого запаха лака и какого-то дезинфицирующего раствора. Они с дядей долго шагали по свежевыкрашенным коридорам, потом вверх по лестнице, потом опять по коридорам, и наконец — вот она палата интенсивной терапии, где поддерживалась жизнь Дэвида Грея.

Возле его кровати сидела мать. Всецело поглощенная сыном, она не сразу заметила вошедших, а те стояли и взирали на них обоих.

Люси взглянула на Дэвида и тут же, испуганная увиденным, отвела глаза. До этого момента все, что говорил дядя, не представлялось ей реальным, и вот настала минута, когда ей пришлось до конца поверить в случившееся.

Люси было легче смотреть на тетю. Милли Грей являла собой полную противоположность мужу. Тот был высоким и худым, а она — маленькой и полненькой, его кожа загорела и задубела на солнце, ее оставалась нежной, как лепеегки розы, и румяной, как спелое яблоко.

Глаза у них тоже были совершенно разными: у него — глубоко посаженные, светло-голубые, у нее — яркие, слегка выпуклые и темные. Во вьющихся волосах Милли не заметишь и следа седины, в то время как шевелюра Уильяма была почти сплошь белой.

Голос у нее был мягкий, нежный, словно обволакивающий, и в семье она всегда говорила больше всех, а ее муж, сын и племянница слушали. Вот и сейчас, в больничной обстановке, Милли не умолкала ни на минуту, и было в этом что-то удивительно домашнее и успокаивающее.

— А верхним полем мы займемся на следующей неделе, сейчас его уже вспахали. Турнепс в этом году хорошо уродился, так что, когда овцы покончат с травой, мы перегоним их на то поле, пусть едят его зелень, да и сами корнеплоды, если возникнет необходимость. Я тебе рассказывала о том, что мы вызывали ветеринара посмотреть на ту овцу, что могла бы понести? Ну так она не понесла. Вряд ли стоит дольше держать ее, она ни разу за восемнадцать месяцев не ягнилась. Так что в следующий раз мы отвезем ее на рынок.

Уильям Грей подошел к жене, она замолчала и повернула голову. Увидев Люси, тетя просияла.

— Вот и твой отец, Дэвид, а с ним… кто бы ты думал — Люси! Я же говорила тебе, что она приедет! Люси все такая же, нисколько не изменилась.

Тетя встала, обняла Люси и слегка отстранилась, в глазах ее блеснули слезы.

— Выглядишь хорошо. Дэвид, она чудесно выглядит! Вот только еще больше похудела. Ты что, там, в Лондоне, совсем не ешь? Дядя накормил тебя по дороге сюда? Я велела ему, чтобы ты сначала пообедала, — знаю я эти поезда — в них не найдешь ничего, кроме сандвичей да хрустящего картофеля. Вот в прежние времена существовал специальный вагон-ресторан, и в нем подавали обед из трех блюд и сервировали стол серебром. Но дни эти миновали, и все изменилось!

— Мы зашли в ресторанчик по дороге и заказали по блюду сыра с пикулями и салатом.

— И все? Ты слышишь, Дэвид? Ну как же это похоже на твоего отца! Уильям Грей, тебе надо было отвести ее в местечко получше! Кусок сыра с хлебом может сойти за еду только для мышки!

— Она сказала, что не хочет есть!

— А тебе не надо было обращать на нее внимания!

Люси перестала их слушать и подошла к постели Дэвида. При взгляде на него ей захотелось зареветь во весь голос — вся голова в бинтах, открыто только лицо. На чисто выбритых щеках нет и следов щетины, а Люси знала, что Дэвид нуждался в ежедневном тщательном бритье. Как-то раз он не брился целую неделю, потому что ездил на дальнее пастбище, и вернулся оттуда уже с небольшой бородкой.

Его мать посмотрела на племянницу.

— Поздоровайся с ним, Люси. Он тебя услышит, так утверждают врачи. А то, что он нем и недвижим, так это ничего не значит. Дэвид, ведь ты знаешь, что Люси здесь, и ждешь, что она заговорит с тобой?

Рука его лежала поверх одеяла — рука труженика с коротко остриженными ногтями, привычная к тяжелой деревенской работе. Люси легонько дотронулась до нее и прошептала:

— Привет, Дэвид, это я.

— Назови себя, — попросил дядя. — Скажи, что ты Люси.

— Ему и так это известно, — вмешалась тетя. — Я же сообщила ему, что она приехала. Да и не нуждается он в этом — уверена, Дэвид узнал ее голос сразу, как только услышал. Люси, ну мы пойдем, выпьем по чашке чаю, а ты поговори с ним.


Рекомендуем почитать
Ангелы носят рюкзаки

Должен быть кто-то, кто замечает первый распустившийся цветок, смешное облако, глаза уличного кота, что каждый день меняют цвет На нашем жизненном пути встречаются разные люди, но все ли они являются людьми на самом деле? Что готовы нам рассказать, а о чём хотят умолчать? Кира познакомилась с необычным парнем. О его существовании нельзя никому рассказать. К чему приведёт их общение? Философское произведение о жизни, тайнах мироздания и любви, с описаниями природы и разговорами за чашкой вкусного чая. Продолжает тему рассказа «Семнадцатое декабря», раскрывает загадку персонажей, появившихся в концовке.


Покаянный канон: жертвенница

Лаборантка по имени Берта знакомится в больнице с поэтом Лаврентием Егоровым. В результате автокатастрофы он стал инвалидом, прикованным к коляске. Берта выхаживает Лаврентия и становится его женой. Не сломленный физическими страданиями, Лаврентий ломается оттого, что не может обеспечить любимую материально. Он начинает пить. Берта уходит из дома, и Лаврентий принимает решение покончить с собой, не видя смысла жить без любимой. Но любовь оказывается сильнее и водки, и пули.


Проигравшие

Скарлетт Мери Белль — прилежная ученица Гарварда, которую волнуют лишь учеба и семья, но никак не Джастин О’Коннор, с которым в один из солнечных весенних дней ей предлагает дополнительно позаниматься профессор по экономике. Девушка не особо рада такому предложению, но и отказаться от возможности получить дополнительные баллы не может. День за днем ей приходится терпеть его выходки и придирки до тех пор, пока его слова не приобретают совсем другой смысл и не начинают что-то значить для нее… .


Геометрия любви: Банальный треугольник

Тибби — убежденная феминистка. Такой ее сделала жизнь, а особенно постарался ветреный кавалер, после разрыва с которым она решила, что замужество — нелепость, любовь — фантазия. Только своему верному пажу Питеру Тибби способна поведать о том отчаянии, что терзает ее. Пит везет подругу в Лондон, но каникулы складываются неудачно: Тибби попала в больницу. С этой минуты она изменила свое отношение к жизни — ведь врач-травматолог, как выяснилось, способен излечить не только тело, но и душу…


Западня: Когда страсть обжигает

Судьба полицейского — нелегкая доля. Грегу это было известно лучше многих, ведь из-за работы он потерял почти все. Долг полицейского — защищать слабых и стоять на страже закона. И никто на свете не упрекнул бы Грега за небрежение своими обязанностями. Но что делать полицейскому, если опасность угрожает его сердцу, а любовь заставляет играть по незнакомым правилам?


Безнадёжная любовь

Лето, море, смуглый красавец с невероятно голубыми глазами и проникающим в душу голосом. Такой циничный, такой притягательный… Могла ли предположить девятнадцатилетняя Аня, что курортный роман окажется длиною в жизнь? Мог ли Богдан, пресыщенный женским вниманием, подумать, что всю жизнь будет помнить и ждать наивную доверчивую девочку? Что эта любовь будет мукой и спасением, наказанием и подарком судьбы? Главное — она будет.


Покаяние души

Семилетняя Мод с первого взгляда страстно возненавидела Кайла, приемного сына своих родителей. С этой минуты все ее помыслы направлены на то, чтобы досадить ненавистному «братцу». В конце концов выросший Кайл уходит из семьи.Прошло шесть лет, и обстоятельства вынуждают Мод обратиться к Кайлу за помощью. Смирив гордыню, девушка направляется в его офис.И — о ужас! — при встрече с ним она испытывает совершенно необъяснимые чувства. Человек, ни в какой мере не отвечающий ее представлениям об идеале, вдруг оказывается единственным и неповторимым, предназначенным самой судьбой.Поистине, от ненависти до любви один шаг.


Прихоть сердца

Семнадцатилетним подростком Дебора Вермонт влюбилась в своего дальнего родственника. Уверенная во взаимности их чувств, она неожиданно узнает, что он помолвлен с другой.Девушка убегает из дому и возвращается туда лишь спустя десять лет. Она считает, что к прошлому нет возврата, но в глубине души по-прежнему тоскует по своей первой любви.Что ждет ее в родовом гнезде?..


Любовь одна

Полудетская влюбленность Дорри Пресли рухнула в один миг. Она случайно подслушала, как ее кумир, двадцатидвухлетний Данк Эшби-Кросс, жаловался собеседнику, что нескрываемой интерес к нему пятнадцатилетней девчушки ставит его в неловкое положение.Дороти и Дункану было суждено вновь встретиться лишь десять лет спустя. Догадайтесь, уважаемые читательницы: кто из них сделает первый шаг к примирению, к новым отношениям?


Любить мужчину

На званом обеде героине романа, Кристи Карлтон, приходится выслушать несправедливые обвинения от человека, с которым она едва знакома.Казалось бы, Кристи должна возненавидеть своего обидчика, но события принимают неожиданный оборот…