Сладкозвучный серебряный блюз. Золотые сердца с червоточинкой - [11]

– Где Морли?

– Там, – он ткнул вверх пальцем. – Но он занят.

Я направился к лестнице.

Бармен открыл было пасть, чтобы заорать, но в последний момент передумал. Это могло вызвать заварушку. Своим самым дружелюбным тоном он произнес:

– Гаррет, вы должны нам пять марок.

Я повернулся и одарил его ледяным взглядом.

– Плоскомордый сказал, что вы можете списать их с его счета.

– Вашу улыбку следовало бы отлить в бронзе, чтобы сохранить для потомства.

Его морда расплылась еще шире.

– Этот здоровый увалень не такой дурак, каким старается казаться.

Я повернулся спиной к залу. Не стоило демонстрировать кошель и дразнить ребят. Они уже окосели от принятого салата, и кто знает, что им придет в голову.

– Он вовсе не дурак.

Кинув пять монет, я заторопился вверх по ступеням, прежде чем бармен сумел остановить меня.

Я постучал в дверь Морли. Никакого ответа. Я заколотил сильнее. Дверь задрожала.

– Убирайся, Гаррет! Я занят.

Дверь оказалась не запертой, и я влез. Чья-то жена, пискнув, метнулась в другую комнату, волоча за собой одежонку. Я успел увидеть только ее пышный хвост. Кажется, я ее не знал.

Морли выглядел прекрасно. На нем не было ничего, кроме носков на ногах и довольно злобного оскала на роже. Он не мог избавиться от него, хотя и был темным эльфом всего лишь наполовину.

– Ты, как всегда, не вовремя, Гаррет. И манеры твои при тебе.

– Как ты узнал, что это я?

– Магия.

– Хрен, не магия! Ты, наверное, съел что-то не то. Если ты называешь пищей тот силос, который обычно употребляешь.

– Думай, что говоришь. Ты уже должен мне одно извинение.

– Я никогда не извиняюсь. За меня это делает моя мама. Так как же ты все-таки узнал, что это я?

– Переговорная трубка с баром. У тебя, приятель, ужасный вид… Так что ты с ней сотворил?

– Не стал ради нее врать, обманывать и красть. И отверг ее, когда она предложила самую крупную взятку.

– Ты не способен ничему научиться, – рассмеялся он. – В следующий раз бери, что дают, и сваливай. Она станет предаваться воспоминаниям, вместо того чтобы насылать на тебя головорезов.

Его улыбка исчезла.

– Чего ты хочешь от меня, Гаррет?

– Хочу предложить тебе работу.

– Надеюсь, не глупые игры с Плоскомордым?

– Нет. Я получил работу, и мне потребуется прикрытие. Спасибо Плоскомордому, он напомнил мне, чтобы я принимался за нее побыстрее, иначе мое здоровье может сильно пошатнуться.

– Сколько стоит?

– Для меня – десять процентов от ста тысяч марок плюс расходы. Ты представляешь собой чистый расход.

Он издал нечто вроде свиста, вытянув губы, что еще больше исказило и без того асимметричное темное лицо.

– И чем же нам предстоит заняться? Захватить одного из военачальников венагетов?

– Почти угадал. Я должен отправиться в Кантард и отыскать женщину, которая унаследовала здесь сто тысяч. Я должен уговорить ее прибыть сюда для востребования наследства либо отказаться от всего в пользу следующего по линии.

– Дело не из самых крутых. Если бы не надо было двигать в Кантард.

– Кое-кто может думать, что деньги не являлись собственностью покойного. Да и в самом семействе есть люди, которые настроены против передачи столь крупного наследства чужаку. Могут возникнуть сложности и со стороны наследника. Не исключено, что в ее отношениях с завещателем был элемент, как бы это помягче сказать, м-м-м… некоторой противозаконности.

– Мне ужасно нравится, Гаррет, когда ты начинаешь выражаться непристойностями. Мне также нравится, как на вас, людей, действует запах денег. Если бы не это, вы были бы невыносимо скучны.

Мне нечего было возразить. Люди действительно теряют головы при виде больших бабок.

– А чего хочет работодатель? Отдать состояние или удержать его в семье?

– Все может быть.

– Несет такую же невнятицу, как и ты?

– Все может быть. Ты заинтересовался?

– Все может быть.

Я сморщился, как от боли.

Он радостно осклабился.

– Пожалуй, я похожу с тобой немного. Ты ужасно болтливый парень, Гаррет. Я тебя остановлю, когда ты наговоришь достаточно для того, чтобы я смог принять решение.

– Счастливейший день моей жизни! Побыть в твоем обществе – и ничего не платить при этом. Здорово!

– Кто сказал: ничего не платить?

– Я. Кто не играет, тот не получает.

– У тебя могут возникнуть проблемы в отношениях с людьми, Гаррет. Ну да ладно. Что ты намерен сейчас делать?

– Погружу в себя полуфунтовый бифштекс.

Он сморщил нос.

– Из-за этого мяса вы, люди, так неприятно воняете. Так где мы встретимся?

Я удивленно поднял брови.

– Надо завершить одно дело, – сказал он без всяких эмоций.

Покосившись на дверь соседней комнаты, я протянул:

– Понимаю. Я вернусь сюда.

9

Морли трепался ни о чем, пока не прогнал прекрасное настроение, вернувшееся ко мне после пива и бифштекса.

– Все дело в твоем характере, Гаррет. Думаю, это проблема самооценки. Девяносто девять человек из сотни не задумываясь выпаливают любую глупость, которая придет им в голову. Их совершенно не волнует, что подумают об этом другие. Ты же даже выругаться пытаешься так, будто заключаешь контракт с богами.

Я посмотрел на свой дом. В окнах горел свет.

– Попробуй говорить, не думая, что из этого вытекают какие-то обязательства. Взгляни на меня. Каждое мое слово звучит как божественное откровение, когда я его произношу, но к утру оно уже мною забыто. Видимость искренности гораздо важнее настоящей правдивости. Люди хотят верить лишь время от времени. Им известны правила игры. Возьмем, к примеру, леди, с которой я только что проводил время. Люблю ли я ее? Любит ли она меня? Черта с два! Она ни за что не покажется со мной в обществе. Тем не менее я должен был произнести все приличествующие случаю слова.