Сладкий яд - [16]

Все потому, что я был гребаным идиотом. Меня ослепила твоя красота и твое вранье, и я не осознавал, что за твоей безупречной внешностью пусто. Что ты годишься только для хорошего траха.

Когда все начинает расплываться перед моими глазами, я шепчу себе:

— Как же ты прав, Ронан. Как прав. — Я закрываю лицо руками, и с моих губ срывается всхлип.

И я начинаю плакать.

Глава 7

— Блэр? — слышу я голос Лоренса, когда он открывает дверь.

Я в ванной. Вода остыла, но заставить себя пошевелиться я не могу. Не знаю, сколько времени я вот так сижу — голая, обхватив руками колени — и смотрю на серебряный кран, на его гнутые ручки, размывающиеся перед глазами в одно пятно. Избегая смотреть на Лоренса, я перевожу взгляд на свое тело и замечаю, что оно покрыто крошечными мурашками.

— Надеюсь, ты не возражаешь против того, что я здесь.

— Нисколько. Я рад, что ты пришла. Увидеть тебя — это первое приятное событие за сегодня.

— Не стоит говорить мне такие вещи.

— Почему?

— Потому что из всех людей на земле уж ты-то мог бы не лгать мне. — Я наконец-таки поднимаю голову, и наши взгляды мгновенно сталкиваются. — Хочешь узнать, почему я здесь? Не потому, что мне хочется быть с тобой. Просто я не хочу быть одна.

Его глаза не отрываются от моих ни на миг. Он смотрит так, словно видит меня насквозь, все острые, разломанные осколки моей души.

— Что случилось в промежуток времени между сейчас и моментом, когда утром я ушел от тебя?

Лоренс опускается на колени около ванны. Поднимает руку, тянется ко мне, но убирает ее, когда при его прикосновении я вздрагиваю. Боковым зрением я вижу, как его ладонь сворачивается в кулак.

Я наклоняюсь вперед, упираюсь подбородком в свои коленки.

— Я сидела на скамейке в парке и наблюдала за одной маленькой девочкой, которая играла сама с собой. Она гонялась за собственной тенью, пыталась поймать ее. Знаешь, она выглядела такой… счастливой. Я смотрела, как она смеется, слушала ее смех и думала о том, что ведь когда-то и мне казалось увлекательным гоняться за собственной тенью. Что было время, когда мне хватало наивности верить в то, что в жизни нет ничего лучше, чем провести целый день в парке. Когда я была хорошей, достойной, невинной…

Мой голос обрывается.

— Мне хотелось подбежать к ней и обнять ее. Попросить, чтобы она держалась за это состояние как можно дольше, потому что мир — это жестокое, злое место, которое постепенно поглотит тебя целиком, разобьет все твои мечты и превратит твои сны в кошмары. И однажды наступит день, когда ты проснешься, посмотришь в зеркало и не узнаешь себя. Ты увидишь, что маленькая девочка, игравшая со своей тенью, исчезла, а ее место занял человек, которого ты ненавидишь, который вызывает у тебя отвращение. Человек вроде меня. Так что, отвечая на твой вопрос, нет, ничего не случилось. Кроме того, что мне в очередной раз напомнили, кто я есть.

— Посмотри на меня, — приказывает он этим своим сильным голосом.

Нет.

— Посмотри на меня, Блэр.

Нет.

Он поднимается со своего места возле мраморной ванны и уходит.

Я закрываю глаза. И хотелось бы сказать, что я рада его уходу, но я слишком устала, слишком вымоталась эмоционально для того, чтобы врать себе. Внезапно под мои коленки и спину проскальзывают сильные руки. Оказавшись в воздухе, я открываю глаза и впитываю его идеальный профиль, пока Лоренс выпрямляется, не заботясь о том, что промочит костюм, а затем ставит меня на пол. Оборачивая мои плечи нагретым пушистым полотенцем, он произносит:

— Ты замерзла.

Кутаясь в полотенце, я с благодарностью впитываю его тепло.

— Почему ты так добр ко мне? — Я смотрю ему прямо в глаза. — Неужели я так хороша в койке, что ты не замечаешь, насколько я недостойна тебя и всего этого отношения? — Нелогично, знаю, но его доброта меня злит.

Его глаза темнеют. Подойдя ближе, он крепко берет меня за прикрытые полотенцем плечи.

— Не говори о себе в таком тоне, Блэр.

Запрокинув голову, я смеюсь. Пустым, горьким смехом. Таким же пустым и горьким, как я сама.

— О, а вот и он, комплекс папочки.

Отпустив полотенце, я прижимаюсь к нему всем телом. Трусь грудями о его торс, целую его шею и челюсть, овевая отравленным дыханием его кожу и оскверняя ее своими прикосновениями.

— Такие милые великовозрастные мужчины, как ты, просто обожают спасать девушек вроде меня, да? Так вот знай: мне не нужно спасение. Мне не нужно, чтобы ты защищал меня. Мне нужно от тебя одно: твои деньги. Ни больше, ни меньше.

Его хватка начинает причинять мне боль, чему я только рада. Накажи меня, Лоренс. Вперед. Будь как все. Покажи, насколько я тебе омерзительна.

Мои губы растягиваются в глумливой усмешке.

— Так что давай, отымей меня и перестань притворяться, будто тебе не все равно. Покажи, как сильно ты меня хочешь. — Обеими руками я хватаю его лицо, мои ногти впиваются в его плоть, пока я трусь промежностью о его набухающую эрекцию. — Ах ты, ублюдок. Да тебя это охереть как заводит, да? — Я целую его. Целую так, словно хочу разорвать его, ранить его, уничтожить своими зубами, своим языком, своей грязью.

Отпустив его лицо, я начинаю возиться с его ремнем.

— Прекрати, Блэр. — Он останавливает меня, поймав за руки.