Сладкий перец, горький мед - [35]

Худой (конечно же, свидетелем был именно Коломиец) сначала не заметил в толпе гостей Симу. Да и где ему было ее заметить, ведь, несмотря на нестандартные, мягко говоря, размеры, женским вниманием он обделен не был. Обаятельный от природы, последнее время он пользовался повышенным спросом у лиц противоположного пола. Конечно, до Вовкиного благосостояния ему было ой как далеко, но, благодаря деловому таланту друга и он оказался на волне успеха, а девушки любят успешных мужчин.

Когда музыканты объявили белый танец, стеснительная от природы Сима вдруг плюнула на скромность и пригласила свидетеля. С фигурой она действительно имела кое-какие проблемы, зато с лицом был полный порядок. Вдобавок к симпатичной мордашке ее голову венчала шикарная копна длинных русых волос, гладких по всей длине и лишь на кончиках самым естественным образом укладывающихся наивно-милой волной. Неизвестно, сблизила ли их общность проблем, связанных с излишним весом, или же Витька клюнул на Симины шикарные волосы, но остаток вечера они танцевали только вдвоем.

Тане же найти себе постоянного партнера не удалось, и она танцевала то с одним кавалером, то с другим, а то, бывало, и оставалась сиротливо сидеть за столиком. В самый разгар вечера к Тане подошел Дрибница-старший. Пригласил танцевать, пораспрашивал о жизни, да вдруг уткнулся в плечо несостоявшейся невестке и расплакался, как младенец. Конечно, это не он плакал, это водка искала выхода, но излил он Тане все свои сожаления по поводу того, что не на ней женится Вовка, не она родит им с матерью внуков. Рассказал, как они были разочарованы, когда сын привез на смотрины не Таню, а невесть откуда взявшуюся Любу. В общем, расквасился дядя Коля не на шутку. Таня уж не знала, что ей с ним делать, как успокоить расчувствовавшегося мужика, да тётя Мила, видимо, находилась в состоянии боевой готовности, мужа из поля зрения не упускала и в нужную минуту подоспела на помощь. В отличие от супруга вела себя по отношению к Тане не более, чем как к дочери своих друзей, никоим образом не проявляя неудовольствия выбором сына.

Один раз Тане довелось танцевать с Сашкой Чудаковым. Танцуя с ней, он то и дело издевательски поглядывал на жениха. Вовка же молча наблюдал, как двоюродный брат нашептывает что-то на ушко партнерше, а та улыбается, кивает, активно соглашаясь с чем-то. Багровый от ревности и гнева, с ходящими желваками, Вовка вынужден был сидеть рядом с невестой, хотя ему так хотелось избить поганого родственничка по морде, по печени… А Люба все щебетала что-то, улыбаясь собственному счастью, все дергала новоявленного мужа: мол, пойдем танцевать. Да до танцев ли ему было…

Это был самый счастливый день в Любашиной жизни. С самого утра она чувствовала себя королевой, весь день была в центре внимания. Шикарное белое платье так приятно шелестело, так эротично колыхалось при каждом движении. Люба то и дело отставляла в сторону правую руку, любуясь игрой бриллиантовых осколков в обручальном кольце. Разве можно было сравнить это великолепное колечко с тем, которым почти девять лет назад окольцевал ее Борька? Можно ли было сравнивать ту убогонькую свадебку, на которой гуляло все село, упиваясь самогонкой, с этим праздником жизни, на котором собралось знатное городское общество. И она — царица этого бала! Все поздравляли ее, осыпали цветами и подарками, а сколько комплиментов довелось ей выслушать в этот день! За всю жизнь она не слышала столько теплых слов в свой адрес. Жаль только, Володя сильно волновался, из-за чего сидел весь вечер, как чурбан — ни живой, ни мертвый. Понятно, в его жизни это первая свадьба, но ведь можно же было бы расслабиться и получать удовольствие от этого дня! А то даже целовался, как труп: слегка касался ее жесткими холодными губами, словно не жену целовал, а покойницу в усопший лобик.

Когда, наконец, гости стали расходиться, засобирались домой и молодожены. Дрибница слегка перебрал, и теперь едва стоял на ногах. Любаша тоже покачивалась, но держалась не в пример более уверенно. Когда они остановились перед квартирой, Володя почему-то даже не попытался взять жену на руки, чтобы перенести, как полагается, через порог. Не раздевшись, бухнулся на кровать прямо в смокинге. Что ж, Любе не впервой, сама все сделает.

Любаша сняла платье, оставшись в красивом кружевном белье. Аккуратно сняла с мужа смокинг, рубашку. Вовка не спал, но почему-то не накидывался голодным волком на молодую жену, как ей ожидалось. Лишь, позволив снять с себя брюки, ожил. Бросил Любу на кровать, снял полупрозрачные трусики, оставив почему-то нетронутым бюстгальтер. И, рывком сорвав свои трусы, не одарив даже дежурным поцелуем, не приласкав, не коснувшись груди, вошел в нее грубо и бесцеремонно. Любаша, хоть и горела от желания, но еще не была готова к глубокому погружению, а потому слияние с законным мужем оказалось неприятным и болезненным. Люба вскрикнула, возмущенная подобной бестактностью, и попыталась было выпихнуть из себя неприветливого гостя. Но не тут то было. Молодой муж методично врывался в нее, лопатой вгрызался в сухую, неготовую к любви почву, причиняя жене пекущую боль. Впрочем, боль скоро прошла, и Люба приготовилась получать удовольствие от контакта. Однако удовольствие все не наступало. Несмотря на отсутствие боли, акт не доставлял радости. Возможно, свою роль сыграло спиртное, принятое в немалом количестве, и Володя все трудился и трудился, ритмично склоняясь над супругой, а сладкая разрядка все не наступала. Люба, давно сбившаяся со счета обслуженных мужиков, познавшая немало никудышных любовников, не могла даже припомнить, с кем из них можно сравнить драгоценного, с таким трудом заполученного мужа. Выходило, что хуже Вовки у нее любовника до сих пор не было. А секс с ним и не секс вовсе, а скорее упражнения на эротическом тренажере: вроде бы и параметры соблюдены правильно, и ритм, и глубина погружения рассчитаны верно, но машина — она и есть машина, и никогда фалоимитатор даже самой последней модели не заменит настоящего мужика.