Сладкий перец, горький мед - [23]

Обмыли. Обмыли так, что Вовка, залив водкой шары, неизвестно, от чего больше опьяневший — от спиртного ли, от предательства ли любимой, сделал предложение первой попавшейся под руку девушке. Стоит ли говорить, что счастливицей оказалась Люба? Ведь она, как чувствовала, не отходила от Вовки целый день и таки дождалась своего звездного часа!

Любкиному ликованию не было предела. Во-первых, предложение, хоть и по пьянке, но сделано было во всеуслышание перед всей группой, а Дрибница не такой человек, чтобы пойти потом на попятный. А во-вторых, именно сейчас он нужен был ей больше жизни, ведь по страшному стечению обстоятельств, распределение ей выпало именно в тот самый райцентр неподалеку от отчего дома, в котором ее стараниями довелось лечиться всем селом. Да ее же там каждая собака знает, поди-ка, устрой там судьбу! А так она выйдет замуж за Дрибницу и никуда не придется уезжать. И никто никогда не напомнит ей о том страшном позоре!

Счастье распирало Любашу. Ах, как жаль, что не может она поделиться радостью с Евгением Трофимычем. Бедняга совсем занемог и его уж пару лет, как торжественно отправили на заслуженный отдых. Правда, уходя, он не бросил свою протеже на произвол судьбы, передал по эстафете более молодому заместителю, дождавшемуся, наконец, повышения.

Новоявленный начальник, Игорь Антонович Елисеев, несмотря на возраст, плавно подбирающийся к пятидесяти, выглядел максимум на сороковник: спортивная фигура, ухоженное холеное лицо опытного ловеласа, шикарные, без тени намека на лысину, темные волосы, лишь слегка, как бы кокетничая, на висках припорошенные солью седины. Сначала, едва заступив на долгожданную начальственную должность, Елисеев, как и Евгений Трофимович, забегал вечерами в диспетчерскую, наскоро делал свое дело, так же, как и предыдущий начальник, вполне довольствуясь более чем скромным убранством служебной каморки. Надо отдать ему должное: Любаше ни разу не довелось пожалеть о том, что Трофимыча отправили на пенсию. Душевные разговоры — дело, конечно, хорошее, но "прокормить" ими молодую здоровую девку, привыкшую к немалой доле секса в личной жизни, было не просто сложно, а откровенно невозможно. Бедняжка уж было чуть не поставила крест на имидже недотроги, да тут, как нельзя кстати, немощного Трофимыча заменил на ответственном посту импозантный Елисеев. То-то был праздник на Любкиной улице!

Игорь Антонович по достоинству оценил способности диспетчера и вскоре Любаша сменила ночные бдения у телефонных аппаратов на иные "дежурства". Елисеев сотоварищи раз в неделю посещали сауну. Банька располагалась в городском спорткомплексе рядом с бассейном, и целую неделю работала, так сказать, в открытом режиме, то есть для спортсменов и желающих со стороны. И только в четверг, в восемь часов вечера, банный отсек перекрывался ради нужд высокого начальства городского уровня. Тут была и пара-тройка чинов из горисполкома, иной раз и областные не обходили вниманием сие мероприятие, обязательными участниками "групповой парилки" были и начальники пониже рангом, но не значением: налоговики, представители торговой палаты, торгового же и рыбного портов, и даже главный медик города. А чтобы встречи на высоком уровне проходили повеселее, Елисеев, как верховный воодушевитель "коллективной помывки", организовал и девочек для "массажа усталых членов". Стоит ли говорить, что чуть ли не первой он пригласил обслуживать такие вечеринки Любу.

Теперь у Любаши отпала необходимость через ночь дежурить в диспетчерской. Она работала только четыре вечера в месяц, а зарабатывала при этом в два раза больше, чем выходило на дежурствах. Правда, в эти четыре вечера ей приходилось пахать, что называется, "по-стахановски", но это ее не то чтобы не огорчало, а даже, можно сказать, почти что радовало. "Почти " — потому что не все гости были так приятны внешне и, так сказать, внутренне, как Елисеев. Но и девочек было немало, так что не слишком-то и сложно, положа руку на сердце, было обслуживать такие вечеринки. Правда, все действо происходило в маленькой комнатке, исполняющей сразу несколько функций: это и раздевалка, и предбанник, и импровизированная столовая, и, в некотором роде, "спальня", потому-то обслуживать клиентов приходилось на глазах всех присутствующих. Ну да это не беда, Любаше к этому не привыкать. Да и другие в это время занимались практически тем же, так что стесняться, по большому счету, было некого.

Однако так продолжалось недолго. Вскоре "на высшем уровне" было принято решение сократить количество "обслуживающего персонала". От этого известия Любе стало дурно. Во-первых, она уже потеряла место в диспетчерской, а найти такую работу, чтобы не слишком мешала учебе, довольно проблематично. Просто так ей денег никто не даст, даже тот же самый Елисеев, в каком бы восторге от ее "услуг" он ни был. Ну и во-вторых, что не менее важно, чем во-первых, как же она теперь снова окажется на "голодном пайке"? Она уже привыкла к оргиям, даже не просто привыкла, а втянулась так, что без них жизнь будет скушна до безобразия. Ведь она по-прежнему на людях корчила из себя недотрогу-переростка, не теряя надежды выгодно выйти замуж. А мужика-то хочется! Кто-то, может, и умеет прожить без этого дела, а у Любки это получалось с большим скрипом: она ж, сколько себя помнила, почти всегда этим делом занималась. Сначала папашка, сукин сын, кобель ненасытный, совратил одиннадцатилетнюю рано созревшую дочь, потом Борька, одноклассник и будущий муж, в шестом классе завалил девку на сеновале, да она не слишком-то и сопротивлялась, разогретая за пару лет отцом-распутником. С тех пор и понеслась, что называется, душа в рай. Она и по рукам-то пошла от отсутствия мужика рядом. Ведь Борька, подлец, ушел в армию, бросил ее одну со своей мамашей-кровопийцей, а долго ли она, бедняжка, могла выдержать без крепкого мужского плеча? И не только, даже не столько, плеча…