Сладкий перец, горький мед - [22]

— Это ты виновата. Видишь, что ты натворила?! Это ты во всем виновата!

Она очень удивится и, чтобы не обидеть Вовку, сделает огорченные глаза, подыгрывая ему. Но на самом деле она совсем не будет сожалеть о своих необдуманных словах, как и о последствиях, к которым они приведут. Но это потом, а сейчас она, утолив жажду, напрочь позабыла о неприятном эпизоде.

А Вовке было плохо. Как же ему было плохо! Мечта всей его жизни, все, ради чего он трудился, самое главное в его судьбе, можно сказать, внутренний стержень, на котором держалась личность Вовки Дрибницы, — все пошло прахом! Стержень был сломлен под самый корень. Не было больше Вовки Дрибницы, вместо него была теперь одна сплошная бесформенная развалина. Ушел смысл из его жизни. Для чего ему теперь жить? А главное — для кого? Тане оказалась не нужна его жизнь, как, впрочем, и сам он. Так зачем он еще жив, зачем дышит, зачем топчет землю понапрасну? Кончено, все кончено…

Первый порыв был броситься под машину, под поезд, с крыши Сашкиной восемнадцатиэтажки. Сидя на лекции, он во всех красках представил себе, как летит вниз, в небытие, как поток воздуха пробирается под полы пиджака, заполняет карманы, замедляя скорость падения. Он даже почувствовал, как ветер треплет его щеки и волосы, видел закрытыми глазами стремительное приближение асфальта. Сначала, с высоты восемнадцатого этажа, он был гладкий и однородно серый. Потом, по мере приближения к земле, Вовка стал различать сначала крупные трещины, за ними очередь дошла и до мелких трещинок и неровностей, покрывших асфальт, словно морщины столетней старухи… Всем своим существом Вовка вошел в плотную субстанцию земли-матушки и на некоторое время отключились все чувства. Потом — яркая вспышка света и отчетливая картинка: много цветов, печальная музыка и торжественное шествие за гробом, в котором покоится его, Вовкино, хладное безжизненное тело. Шествие возглавляет безумно красивая даже в уродливом черном платке Таня. Она убита горем, но от слез ее загадочные глаза цвета осоки стали еще прекрасней, еще ярче горит в них огонь молодости. А вот и Вовкины родители: они идут следом за Таней, но их почти не видно — настолько они сгорблены. Горе буквально вгоняет их в землю. Мамины глаза сухи и воспаленно-красны, они уже не могут плакать. Отец же рыдает надрывно, не в силах сдержать слезы от безумной горечи потери любимого сына…

Вовка вздрогнул и чуть не вскрикнул, настолько отчетливо представил себе собственные похороны. Да, броситься с крыши восемнадцатиэтажки — самый легкий выход. Но вообще-то это небольшая доблесть. Чего он добьется? Разве его смерть помешает Тане выйти замуж? Нет, не помешает. Она так и так выйдет замуж и будет счастлива. А что будет с его родителями? Каково это, пережить собственного сына? Да еще ладно бы, случай какой несчастный забрал, или болезнь неизлечимая, а то ведь — сам себя порешил! Ужас-то какой! И позор! Ведь самоубийство в христианстве считается чуть не самым страшным грехом. Нет, он не имеет права перекладывать свое несчастье на плечи родителей. Разве им легче будет пережить его смерть, чем самому Вовке потерю любимой? Нет, нет, и еще раз нет. А значит, он должен жить. И он будет жить. Он будет жить так, что Таня еще пожалеет о том, что не разглядела его, не поняла своего счастья. Он сумеет стать счастливым и без нее. Она выходит замуж? Что ж, тогда он женится. Теперь у него развязаны руки. Он ей больше ничего не должен…

Как раз в этот день у пятикурсников произошло важное событие: распределение. С самого утра весь курс волновался, ведь, как ни крути, а от этого распределения зависела дальнейшая жизнь каждого из них. Кого оставят в городе, а кому-то предстоит покинуть дом родной и отправиться на чужбину. Что-то их там ожидает?.. Только Вовка не волновался — у него уже давно был решен вопрос о свободном дипломе. Он — птица вольная, куда захочет, туда и устроится. Но это теоретически. На самом же деле он, конечно, будет работать в своей собственной фирме, состоящей на данный момент из двух подразделений: цеха по сборке компьютеров, приносившего не столько прибыли, сколько удовлетворения, и так называемой дочерней фирмы, занимающейся ввозом, таможенной очисткой, и продажей подержанных автомобилей, приносящей реальный доход. Доход настолько существенный, что в последнее время Дрибница все чаще задумывался о расширении, но пока еще не решил, в какую область направить стопы. Может быть, в сторону автосервиса? Вполне логично. Во-первых, можно покупать в Японии практически убитые машины почти задаром, а потом, приведя железяку в божеский вид в собственной автомастерской, продать за очень приличные деньги… Да и тот металлолом, который он уже пару лет ввозит в страну, долго самостоятельно бегать не сможет, как ни крути, а кому-то придется его чинить. Так почему бы не ему? Конечно, не ему лично, а его фирме? Это же живые деньги! Пожалуй, овчинка стоит выделки…

Пока сокурсники волновались у дверей деканата, заходя по одному в кабинет, чтобы услышать "приговор", Вова старался забыть о Тане. Он пытался настроить себя на рабочий лад, на решение финансовых и организационных вопросов. Но избитый прием сегодня работал из рук вон плохо. Мысли то и дело возвращались к Тане, к ее вероломному предательству. Вова чувствовал себя убитым, униженным и совершенно раздавленным. И, пожалуй, впервые в жизни ему захотелось напиться до беспамятства. И как раз вовремя, ведь по давней студенческой традиции распределение принято обмывать…