Сладкий капкан - [27]

Николь вздохнула. Как все-таки противоречива жизнь! И почему, когда любишь, все время наталкиваешься на препятствия? Она вспомнила замечательные розы, подаренные Антуаном. Роза — это символ любви. Но роз без шипов не бывает…

Справа мелькнули футуристические бетонные вышки городского аэропорта, расположенного в пригороде Бордо — Мериньяке. Как же быстро пролетело время в пути! Теперь от Антуана ее отделяли лишь считанные километры. Николь даже не заметила, как ее нога сильнее надавила на акселератор и машина точно на крыльях понеслась вперед.

Антуан, сидя в кабинете, просматривал деловые бумаги. В углу с кипой модных журналов на коленях пристроилась Ингрид. Лившийся из окна свет окружил золотистым сиянием ее волосы, и Антуан невольно подумал — как же фантастически красива она в профиль! Но почему, глядя на нее теперь, он больше не испытывает того безоглядного, сумасшедшего счастья, как когда-то в Гренландии?

— Ингрид, — тихо проронил он, — нам надо серьезно поговорить.

— Да, дорогой? — Она отложила в сторону журнал.

— Почему ты не хочешь иметь детей?

— Какая глупость, Антуан! — Ингрид звонко рассмеялась. — Почему ты решил, что я не хочу иметь детей?

Антуан крепко сжал подлокотники кресла.

— Но это же очевидно!

— Просто я не хочу заводить их прямо сейчас. Еще слишком рано. Но наступит момент, когда у нас будут дети. Много детей, Антуан! Я тебе обещаю.

— Когда же наступит этот момент? — выдохнул Антуан. — Я уже устал ждать, Ингрид. Я так мечтал о сыне… о дочери… о нормальной семье, где есть место и детскому смеху, и детским шалостям, первым детским словам и первым шагам. Но ничего этого нет!

— Как же ты мне нравишься таким — горячим, порывистым, нетерпеливым! — Ингрид вплотную приблизилась к нему. — Именно поэтому я тебя и полюбила. — Она положила руки ему на плечи, ее губы оказались в каких-то миллиметрах от его губ. — А дети… они у нас будут. Я обещаю. И мы могли бы заняться этим прямо сейчас… не откладывая.

От нее исходила такая волна чувственности, что Антуана невольно бросило в жар. Но он все же сумел совладать с собой.

— Ингрид, — тихо, но настойчиво проговорил он, — я всякий раз слышу это от тебя — «потом», «когда-нибудь», «не сейчас». Но когда?! Когда ты скажешь мне, что готова родить мне ребенка, и когда, наконец, это случится?

— Чтобы это случилось, мы должны любить друг друга. Я хочу быть твоей, Антуан. Возьми меня… возьми меня прямо сейчас!

— Что ты делаешь?! Сюда в любой момент могут войти. Что подумают наши сотрудники?!

Словно кошка Ингрид скользнула к двери и защелкнула замок. Вернувшись назад к мужу, она посмотрела на него блестящими от желания глазами.

— Ну вот, теперь нам никто не помешает!

Ее пальцы легли на его плечи, она притягивала его к себе, дрожа от возбуждения, и Антуан чувствовал, что у него остается все меньше и меньше сил сопротивляться этому колдовскому напору неприкрытой чувственности.

— Ингрид, — с трудом выдавил Антуан, — так ты родишь мне ребенка?

— Да… да… — Ее руки страстно обвились вокруг него и не отпускали.

— Но когда? Ты столько раз обещала… Я хочу точно знать: когда?

Глаза Ингрид потемнели:

— Господи, Антуан, ну почему ты хочешь выяснить это сейчас, в эту минуту?!

— Потому что это важно для меня!

— Важнее даже, чем моя любовь? — Ее дыхание стало прерывистым.

— Ингрид, — глядя ей в глаза, тихо промолвил Антуан, — иметь ребенка моя самая заветная мечта. И я хочу знать когда…

В дверь громко постучали.

— Не надо открывать! — страстно прошептала Ингрид.

Стук возобновился — еще более громкий, еще более настойчивый.

— Не подходи к двери, прошу тебя! — выдохнула Ингрид.

— Хозяин! — раздался из-за двери голос Жерома. — Извините, что беспокою вас, но дело неотложное.

— Что случилось, Жером? — бросил Антуан.

— Привезли трюфели.

Ингрид посмотрела на мужа.

— Ничего не поделаешь, дорогая, — развел руками Антуан, — придется открыть.

— Проклятые трюфели! — с кривой улыбкой выдавила Ингрид.

— Ничего не поделаешь, — повторил Антуан. — Я сам ввел такое правило: все трюфели, которые прибывают в наш ресторан, осматриваю и оплачиваю я сам и не считаю возможным его менять. В конце концов, трюфели — самое дорогое, что у нас есть, и от них зависит буквально все.

Антуан подошел к двери и открыл ее. На пороге стояла Николь с корзиночкой трюфелей. Заметив в глубине кабинета Ингрид, она явно смутилась.

— Проходи, Николь. Мы тут обсуждали кое-что, — пригласил ее Антуан и запоздалым жестом поправил галстук, немного съехавший в сторону, когда Ингрид страстно прижималась к нему.

— Дядюшка Бено снова приболел, и мне пришлось приехать вместо него, — потупив глаза, произнесла Николь. Присутствие Ингрид заметно сковывало ее. — Вот. — Она поставила перед ним корзиночку с грибами.

— Извини, что разочаровала тебя, — язвительно заметила Ингрид мужу. — Конечно, куда мне до трюфелей! — И она царственной походкой выплыла из кабинета.

Антуан нахмурился. Он уже разгадал тактику Ингрид: сначала пообещать ему ребенка, потом — соблазнить и погрузить его в пучину чувственных наслаждений и, наконец, забыть о своем обещании. Ингрид обманщица. Он знал теперь цену и ее словам, и ее поступкам. Он так устал от лжи собственной супруги!