Сладкая улыбка зависти - [71]

Два дня спустя во флигеле, где помещался безнадёжно больной управляющий Смушкевич, стояли Наталья, немолодой усталый батюшка и князь Ресовский. Жених лежал в постели, лицо его было измождённым, похожим на череп, глаз бедняга так и не открыл.

– Ваша светлость, жених-то без памяти, – неуверенно заметил священник. – Как же венчать его?

– Вы уж постарайтесь, батюшка! – жёстко отрубил Ресовский. – Я думаю, что всё будет по закону.

Священник вздохнул, открыл томик в потёртом окладе, что-то забормотал себе под нос. Не было ни аналоя, ни венцов, всё это походило на бред, однако Наталья не возражала. Она пока была не в том положении, чтобы диктовать условия. Ничего! Она подождёт и, когда придёт время, нанесёт ответный удар и вырвет у судьбы главный приз, а сейчас что ж – можно и промолчать. Надо усыпить бдительность Ресовского. Пусть он успокоится и пустит Наталью в свой дом, а когда она забеременеет, тогда и будет видно, кто станет диктовать условия.

Батюшка протянул Сикорской тонкое оловянное кольцо и предложил:

– Наденьте на палец супругу.

Наталья содрогнулась от омерзения, но продвинула гладкий ободок по холодному пальцу полутрупа, выбранного ей в мужья по капризу судьбы. Батюшка сам надел кольцо на её палец. К счастью, хотя бы оно оказалось золотым. Пробормотав, что объявляет Смушкевича и Сикорскую мужем и женой, поп удалился вместе с князем в соседнюю комнату. Наталья осталась наедине с супругом. Она вгляделась в его лицо, и ей показалось, что новобрачный не дышит.

– Батюшка, гляньте! – позвала Наталья. – Мой муж не скончался ли?

Из соседней комнаты вышел поп, а за ним, убирая в карман сюртука плотный лист, появился Ресовский. Оба они склонились над кроватью и переглянулись.

– Мне кажется, что новобрачная права, – нерешительно признал батюшка, всё ещё пытаясь нащупать пульс на шее у больного, но потом сдался и забубнил: – Упокой, Господи, душу усопшего раба твоего…

– Пойдёмте, мадам. Батюшка без нас справится, – предложил Ресовский.

Он вывел Наталью из флигеля. Они прошли через двор, и князь открыл дверь своего дома.

– Я так понимаю, что вам не захочется находиться в комнатах, где умер ваш супруг, – иронично заметил он. – Раз так вышло, я ненадолго поселю вас здесь, в свободной спальне, а потом переберётесь во флигель. Можете даже вступить в права наследства после супруга. Все, что там найдёте – ваше.

Ресовский толкнул дверь одной из комнат второго этажа и пропустил в неё Наталью.

– Располагайтесь пока здесь, а у меня – дела. Так что не обессудьте!

Князь ушёл.

Сикорская осталась одна. Это венчание с мертвецом повергло её в ужас. Наталья ведь точно и не знала, надевала она кольцо на руку живому или уже трупу. На мгновение ей показалось, что новый муж утащит её за собой в могилу.

«Я не поддамся страхам, хватит и прежних ошибок, – осадила себя Сикорская. – Теперь я буду жёсткой и собранной. Никакой суеты, никаких страхов, никаких необдуманных поступков».

Это помогло. Поняв, что больше не дрожит, Наталья сняла свой салоп и повесила его в шкаф. Главное теперь – сохранить деньги. Надо сделать так, чтобы никто не догадался про зашитое в подкладке серебро. Она позвала слугу и велела съездить в Зимний дворец, найти начальника караула и забрать вещи камер-фрейлины Сикорской. Убедившись, что экипаж отправлен, Наталья от радости потерла руки – по крайней мере, заносчивые фрейлины узнают, что она живёт не где-нибудь, а на Невском проспекте, в доме одного из лучших женихов России. А дальше будет видно. Сикорская твёрдо знала, что она ещё станет хозяйкой этого прекрасного особняка. У неё родится ребёнок, и князь усыновит младенца как наследника. Ну, а потом мало ли что может случиться?.. Вдруг Ресовский отравится грибами или упадет с лошади?

Наталья представила лицо умирающего князя и заулыбалась. Она ещё насладится этим упоительным зрелищем, вот тогда и шепнёт ему на ухо, что не нужно было обижать Сикорскую. Она ведь не шиш-гола какая-нибудь, она – дворянка, и все обязаны вести себя с ней почтительно!

Глава двадцать пятая Августейшее повеление

Кабинет обергофмейстерины был явно мал, а вот выложенная бело-голубыми изразцами печка – слишком велика, и при закрытой двери эта клетушка сильно напоминала хорошо натопленный предбанник. Однако приоткрыть дверь для доступа воздуха было невозможно: граф Кочубей не хотел афишировать своё нынешнее пребывание во дворце. Оставалось терпеть. Спина Виктора Павловича уже взмокла, а из-под волос то и дело стекали предательские струйки пота.

– Чёрт побери! – пробурчал он себе под нос. – Да где же она пропадает?

Тирада эта относилась к фрейлине Орловой – граф послал ей записку ещё с полчаса назад, но Агата Андреевна почему-то не спешила. Этак можно и совсем свариться! Кочубей попробовал растрясти давно не открывавшееся окно, но это оказалось не просто. Наконец рама хрюкнула и сдалась – внутренняя створка открылась. Помучившись ещё и с внешней, Кочубей наконец-то распахнул окно и с удовольствием вдохнул сырой и холодный воздух.

«Что за зима нынче? Снега, поди, так и не дождёмся», – посетовал он, глядя на мокрую брусчатку. Силуэт Петропавловской крепости еле проступал сквозь сизую дымку дождя.