Слабость силы: Аналитика закрытых элитных игр и ее концептуальные основания - [5]

Конечно, не беззаконие! И даже не имморализм! Но человек не должен измерять свою реальную деятельность стандартами идеального (в христианском случае – личностью Богочеловека). Он не должен мучиться тем, что нет соответствия между его деятельностью в реальности и этим идеальным мерилом. А главное – он должен быть успешным, то есть не отвлекаться на постороннее. В той реальности, где он должен быть успешным, ему нужно думать не о Христе, а, например, о биржевых котировках. И думать постоянно! Не будет думать постоянно – проиграет. Проиграет – не будет успешен. Не будет успешен – будет виноват перед Богом.

Во избежание этой вины человек должен лишить себя права наличное религиозное воспламенение за пределами территории утешения и времени утешения.

Это можно назвать «сотериологией успешности». В ее основе – рассечение трансцендентного и имманентного. Многие (и отнюдь не только марксисты) считают, что без этого вообще невозможен капитализм. И я с этим абсолютно согласен.

Фактически, это означает, что человек не имеет права на воспламенение вообще, если под воспламенением иметь в виду активное вовлечение идеальной мотивации в круг обыденного. В такой сотериологии человек имеет право не на воспламенение, а только на утешение.

Что значит – не имеет права? Его что – под суд отдадут? Конечно же, нет.

Во-первых, обыденное построено так, что всякое трансцендентальное воспламенение синонимично неуспешности (то есть греху). И потому косвенно наказуемо.

Во-вторых, человек – существо коллективное. Если он начнет воспламеняться, то ему придется иначе строить свои отношения с социумом. Какой-то социум просто отторгнет воспламенение. Но социум нужен! Что тогда? Тогда человек должен либо вписаться в узкие группы, поддерживающие это воспламенение (а такие группы в современном обществе носят, по сути, уже почти катакомбный характер), либо же он должен бросить вызов социуму. А социум этого не прощает. Как он сквитается – дело десятое. У рассматриваемого мною социума есть масса возможностей сквитаться. Их подробное описание, опять-таки, отвлекло бы нас от существа дела.

Еще жестче все обстоит с коллективным воспламенением. Вы можете представить себе западное общество в его нынешнем или любом другом, связанном с нынешним, состоянии идущим в крестовый поход? Я не могу. Я не отрицаю такой возможности в принципе. Я лишь говорю, что такая возможность может быть куплена только глубочайшим разрывом со всеми параметрами нынешнего западного бытия.

Короче – речь идет не об изгнании высшей мотивации, а об особом ее размещении в реальности. Запрещено сращивать высшую мотивацию со всей сферой реального действия. Я не буду обсуждать реальный смысл фразы «Кесарю – кесарево, а Богу – Божье». Об этом так много и так противоречиво написано. Я только хочу сказать, что Кесарь нынешней ситуации (имманентное) – это «кнут страха» и «пряник комфорта». А Бог нынешней ситуации (трансцендентное) – это даже не «опиум для народа», как говорили в 20-е годы в СССР. Это, прошу прощения, хобби. Иметь хобби не запрещено. Но если это превращено в хобби, то смешно притаскивать свое хобби в профессию. Вам нравится ловить форель. А занимаетесь вы биржевыми операциями. Вы на бирже – что, спиннинг начнете вытаскивать? И акции ловить на блесну? Вас поместят в сумасшедший дом!

Вы, конечно, можете превратить свой «хобби-трансцендентал» в профессию. Это значит стать пастором. Или гуру Нью-Эйдж. Пожалуйста, ваш выбор свободен! Но если вы хотите стать успешным пастором (а неуспешность греховна), то вы должны отнестись к своей трансцендентально обусловленной профессиональной деятельности как к деятельности профессионала, обеспечивающего определенное хобби. То есть как к деятельности, аналогичной деятельности профессионального инструктора по ловле форели. Или профессионального инструктора по альпинизму. И точка.

То же самое – с любой другой, нерелигиозной идеальной мотивацией. Ее надо отделить от сферы реальной деятельности. В 20–30-е годы в СССР предполагалось, что рабочий на любом месте, в рамках любой деятельности строит социализм. И что он особо хорошо работает потому, что строит социализм. Сейчас утверждается, что это была ложь коммунистической пропаганды. А реальный советский рабочий той эпохи не имел трансцендентной (идеальной) трудовой мотивации.

Представьте себе, имел! Подробное знакомство с культурой той эпохи (и особенно с тем, что Бродель назвал «культурой повседневности») доказывает это с абсолютной неопровержимостью. Но нам здесь важна не эта неопровержимость. Ее рассмотрение, опять же, уведет нас далеко от тематического мейнстрима. Нам важно представить наглядно, что такое светская идеальность, нисходящая в обыденность. Что такое светская трансцендентность, переходящая в имманентное.

Нам важно также признать очевидное. А именно, что в современном западном обществе, да и вообще в обществе индивидуализированного капитализма (возможен ли другой капитализм и будет ли он в этом случае капитализмом – отдельный вопрос), такая мотивация (высшая трудовая мотивация то есть) фактически исключена.