Сквозь завесу времени - [43]

Правда, то был совсем другой корабль — неуклюжий и старый грузовик местных линий, но при постройке "Двины" оказалось, что компановка жилых помещений как-то сама собой стала за последние годы классической, лучше не придумаешь, да и экипаж привык к своим обжитым кубрикам, поэтому все оставили как было. Представитель Регистра не обратил внимания и на то, что Дронов перетащил на новый суперсветовой корабль раздерганный и скрипучий диван, прожженный сигаретами; что астронавигатор Ксантий повесил у себя в кубрике старый озонатор, оклеенный какими-то девицами из журналов, а доктор Витчер, и того более, перенес на "Двину" все внутреннее убранство своего прежнего жилища.

Представитель Регистра не обратил на это внимания.

Он знал, что человек в дальней дороге должен жить удобно. Так, как ему хочется. А дорога экипажу предстояла дальняя… Чтобы не сказать больше…

Вчера был прощальный ужин. Веселая встреча старых друзей. Каждый — космонавт, каждый — звездолетчик: одни уже ходили к Сириусу и Лебедю, другим этот путь предстоит. Те, что ходили, вернулись опаленные временем; они знали, что ждет Александра и его друзей, и были потому сдержанней других. Но тоже хлопали пробками, смеялись, рассказывали старые анекдоты, делали все, чтобы никто не мог подумать, что им грустно.

А им было грустно. Потому что слишком дорогой ценой платили они за полет к звездам. Они знали, что будут платить и дальше эту неизбежную дань времени, знали, что их дети и внуки тоже уйдут в космос, но, вернувшись домой, каждый раз все труднее заново знакомиться с людьми, которых ты оставил десятки лет назад, а сам успел постареть всего лишь на год-другой; смотреть на фотографию и знать, что эта старая, давно умершая женщина твоя младшая сестра…

И все-таки они возвращались в свою эпоху, к людям, которые помнили их. Александру и его друзьям предстояло вернуться в другом веке.

Это был первый полет по тоннелю времени. Открытие академика Ларина позволило людям шагнуть в такие бездны Вселенной, о которых раньше могли только догадываться. Световой год перестал быть мерой расстояний, потому что скорость "Двины" была почти мгновенной. Но даже это почти, помноженное на расстояние до ближайшей галактики, оборачивалось ста земными годами…

Вчера во время ужина Ларин сказал:

— Далековато, конечно… Но вы хоть отдаете себе отчет, что лучу света понадобилось бы на этот путь гораздо больше времени?

— Отдаем, — сказал Дронов. — Нас это очень радует. Если оставить в стороне физическую абсурдность такого сравнения.

— Ну, зачем тонкости, Саша? Луч, конечно, сам по себе, мы… то есть вы в данном случае, сами по себе. Важно другое! — Он поднялся — высокий, важный, плечистый, с густой бородой и добрыми глазами взрослого ребенка, который и сам слегка удивлен, что он гений, но тем не менее знает это и ни от кого скрывать не намерен. — Важно другое, друзья мои! Ну, тут ничего не сделаешь, дальняя дорога имеет свои неприятности, одна из них та, что мы с вами видимся в последний раз — мне это, Саша, поверьте, более грустно сознавать, чем вам, правда? Но я верю, а лучше сказать — знаю, что дорога ваша не окажется напрасной. За это я и поднимаю свой тост!

Сидевшая рядом с Дроновым чья-то дочка или внучка сказала:

— Саша, а может получиться, что, вернувшись, вы женитесь на моей правнучке? Может ведь, правда? Значит, я — ваша прабабка. Вот здорово!

Дронов очистил апельсин и протянул его девушке.

— Ешьте фрукт и сидите спокойно. Не будете вы ни моей тещей, ни моей прабабкой. Мне жениться нельзя. По Уставу.

— Потому что — дорога?

— Поэтому.

— А на той планете… Ну, как ее? В созвездии Бениты, там вы можете на ком-нибудь жениться? Они, как вы думаете, похожи на людей?

В том-то и дело — похожи ли?.. Через два года они ступят на планету, которая, по данным анализа ноносферы, населена разумными существами. Еще через два года вернутся назад. Это по времени звездолета. А по земному времени — через сто лет. Но уже сейчас человечество больше всего волнует вопрос — похожи ли они на людей?

Очень хочется, чтобы были похожи…

Дмитрий шел по гулким полутемным коридорам, обтянутым пластиком, и, несмотря на то, что пол был эластичным, поддающимся под ногами, негромкое, но отчетливое эхо его шагов раздавалось по всему кораблю. Слишком тихо было вокруг. Так тихо бывает только перед полетом, когда все выверено десятки и сотни раз, все отключено, и огромный корабль, нацеленный в небо, отдыхает перед стремительным прыжком.

Дмитрий спустился вниз, на стартовую площадку. Отсюда хорошо было видно, как начинает приходить в движение сложное хозяйство космодрома. Медленно разворачивалась в зенит огромная чаша локатора, подъезжали и отъезжали контейнеры с грузом, сновал черный аэроход диспетчера, а еще дальше, у самого горизонта, набухало небольшое серебристое облако — это мудрили метеорологи, включившись в общие хлопоты.

И только "Ариэль", поставленный на вечный якорь в самом дальнем конце космодрома, был по-прежнему спокоен и невозмутим. Первый корабль, развивший субсветовую скорость, первый посланец человечества в Дальний Космос, он не мог больше летать. И люди оставили его здесь, на гремящей земле, у кромки барьера, отделяющего покой от вечности, поставили, чтобы он провожал и встречал тех, кто идет вслед за ним.