Сквозь время - [40]

— А доску вождя Пали вы тоже видели раньше? А баржеопрокидыватели, о которых вы понятия не имели?.. В сновидениях можно увидеть и новое. Поясню вам простым примером. Вы знаете несколько десятков тысяч слов, но ежедневно, даже не узнавая новых слов, вы читаете и слышите новое. Новые комбинации одних и тех же старых слов дают вам понятие о новом. Точно также и со сновидениями. В памяти у нас хранится такое количество впечатлений, что его вполне достаточно для самых неожиданных и оригинальных комбинаций. Вы видели Кавказские и Уральские горы, видели Черное и Каспийское моря, видели пальмы и прибой — и вот я смог показать вам во сне Гавайские острова…

Трах замолчал, и по лицу его было видно, насколько он доволен собой. Но я не напрасно готовился к спору — главные мои аргументы еще не были использованы.

— Допустим, что вы правы, — согласился я — Сновидения могут быть и новые, полезные. Но новые сновидения дают и новые впечатления.

— Правильно!

— А это значит, что мозг во время таких сновидений должен работать. Но ведь сон существует для того, чтобы мозг отдыхал.

Трах вскочил со стула, и я понял, что удар попал в цель.

— Бред! — взволнованно сказал Трах. — Кора головного мозга состоит из пятнадцати миллиардов клеток. В течение дня они загружены очень неравномерно. Одни работают, другие фактически бездействуют. Вот, например, сейчас я с вами спорю. В устойчивом возбуждении у меня находятся только те отделы коры мозговых полушарий, которые ведают функцией речи, осуществляют акт мышления. Потом я буду слушать музыку — и начнут работать другие отделы коры. Понимаете? Вот и получается, что одни клетки несут в течение дня стопроцентную нагрузку, другие — пятидесятипроцентную, третьи — еще меньше и так далее. При обычных сновидениях работают наиболее возбужденные и, следовательно, наиболее утомленные участки головного мозга. А при управляемых сновидениях будут работать те участки, которые днем почти бездействовали.

Логика Траха крушила мои возражения. Я тщательно искал доводы.

— Но это еще не все, — уверенно продолжал Трах. — Самое главное, что скорость сновидений огромна. В течение нескольких секунд вы можете увидеть то, на что в кино вам понадобились бы часы. Вспомните ваши сны. Вы видели их по утрам, и они не мешали вашему отдыху…

Это был разгром. У меня оставался только один довод:

— Сны — это уход от действительности. Что-то вроде видений курильщиков опиума. Нехорошо…

Трах нахмурился, лицо его стало злым.

— Вот, вот! И это мне не раз приходилось слышать. Бред! Мы уходим от действительности при обычных хаотических сновидениях. В них и в самом деле есть нечто общее с видениями курильщиков опиума. Но управляемый, программный сон совсем не отрывается от действительности, не подменяет ее. Или, если хотите, подменяет точно в такой же степени, в какой подменяют кино, телевизор, театр…

Больше у меня не оставалось возражений. Формально я был разбит. Но какое-то внутреннее сопротивление осталось, и сдаваться я не хотел.

Трах смотрел в окно. Мокрые ветви клена бились о стекло. В открытую форточку врывался порывистый ветер. Изредка, разрывая тишину, доносился лай собаки. Обычный дождь, обычные звуки, даже обычная обстановка комнаты восстанавливали меня против совершенно необычных, и, по-моему, все-таки фантастических идей Траха.

Мы долго молчали. Наконец Трах начал говорить. Он говорил вполголоса, не оборачиваясь ко мне.

— В сорок первом году я был в Ленинграде. Наша рота дралась под Пулковом. Четыре месяца была такая обстановка, что я не мог вырваться в город. А когда это мне удалось… В общем, отец и мать погибли… Сестру успели эвакуировать на Большую землю. Почти полгода я ждал первое письмо. Сейчас все это как-то сгладилось, а тогда… Даже сырая траншея стала уютной, когда в руках оказался маленький бумажный треугольник. Катя жила на Урале. По вечерам училась в школе, днем работала на строительстве… Потом письма приходили часто. Я как-то ожил, начал смеяться, даже воевал лучше. Друзья шутили: у тебя, мол, стратегические способности начали проявляться… В ноябре сорок третьего года меня ранили. Рана пустяковая — осколок мины застрял в мякоти руки, — но почему-то долго не заживала. Пришлось кочевать из госпиталя в госпиталь. Выписался в апреле — и сразу на Урал. Хотел приехать к Первому Мая, даже подарки вез с собой. Да, приехал… Вы ведь знаете, Константин Петрович, как тогда люди работали: от станка не оторвешь, инструменты из рук не вырвешь… Катя была уже бригадиром каменщиков. Заканчивали они кладку заводского корпуса. По десять–двенадцать часов работали. А вечерами Катя сидела над учебниками: экзамены приближались… Человек, знаете, странное существо: пока есть работа — работает, нет работы — сразу чувствует накопившуюся усталость. Получился перебой с подачей раствора, кладка приостановилась, и Катя заснула. Как дальше произошло, я даже не расспрашивал. В общем, сорвалась она с лесов…

Мы не зажигали света. В комнате давно было темно, и от этого голос Траха казался особенно печальным. Дождь прекратился. Блеклый свет луны, пробив тучи, отражался в капельках воды на листьях старого клена.