Сквозь стены - [58]

– Увидимся завтра на Арифмантике, – притворно-вежливо сказал он и ушел.

Не так уж далеко – через несколько поворотов его остановил мягкий голос:

– Мистер Снейп, на одно слово.

Гарри устало взглянул на декана своего факультета. Он не чувствовал себя готовым к еще одному разговору.

– Да, профессор?

Она пригласила его войти и через минуту он с удивлением понял, что находится в личных комнатах Макгонагал. Юноша с любопытством огляделся. Комнаты не были отделаны в цвета факультета. Основными в отделке были темно-зеленый и голубой, немного темно-красного, почти коричневого. Профессор указала на кресло возле камина и Гарри послушно сел. Строгая ведьма села напротив и заговорила:

– Гарри, я… я… – челюсть Гарри упала. Он никогда не видел, чтобы у профессора по Трансфигурации пропадал дар речи. Не говоря уже о том, что она никогда раньше не звала его по имени.

– Да? – выдавил он.

– Я только хотела сказать, что мне жаль, что все так обернулось…

– Это не ваша вина, профессор, – Гарри грустно улыбнулся.

– Знаешь, Гарри, я говорила с Северусом тем вечером. Нет, – она повысила голос, заметив, что мальчик хочет перебить ее. – Это не насчет твоего опекунства. Я пыталась уговорить его допустить тебя до занятий по Зельям. Он отказался.

– Да, я знаю.

– Я знаю, тебе нравится зельеделие, – Гарри только пожал плечами. Единственным оставшимся у него чувством была зияющая пустота. – И я хотела попросить тебя, чтобы ты не бросал заниматься зельями. Я уверена, мисс Грейнджер поможет тебе, или мистер Лонгботтом, если ты их попросишь… и, может быть, потом, когда Северус придет в себя, он допустит тебя обратно и ты не отстанешь.

Гарри удалось кивнуть.

– Ты должен знать, что мы, твои учителя, поможем тебе, если ты будешь нуждаться в помощи. Не стесняйся просить. Мы все знаем, что это очень тяжелое время для тебя. Тяжелее, чем когда бы то ни было, хотя ты всегда сталкивался с непростыми ситуациями…

Гарри кивнул. Он не мог ничего сказать. Он чувствовал себя как в вакууме. В ужасной пустоте. Ничто пугало его, но у него не было сил, чтобы противостоять этому.

Почти в беспамятстве он позволил Макгонагал проводить себя до его комнаты. Он чувствовал – не без смущения и стыда – как заботливые руки переодели его в пижаму и укрыли одеялом, как это делал Северус… Он почувствовал зелье на губах… скучечервь… а, зелье сна без сновидений… но оно вызывает привыкание, вспомнил юноша, но он не принимал его месяцы…

– Жизнь отвратительна, – были его последние слова и, к его удивлению, заплаканный голос, такой непохожий на строгий голос Макгонагал, ответил:

– Да, точно.

***

Следующие дни прошли, как в тумане и Гарри был очень благодарен, что Макгонагал и Дамблдор сделали его Лучшим Учеником, и у него была своя комната. Ему не надо было оставаться в общей спальне под давлением испытующего взгляда Рона, сочувствующего дружелюбия Невилла и любопытства Дина и Симуса. В своей комнате он мог быть один после занятий и не надо было идти заниматься в библиотеку, где он в любой момент мог встретить Северуса.

Он не хотел пересекаться с ним. Не хотел встречаться и даже видеть его. Гарри не хотел видеть холод и отвержение в знакомых черных глазах, не хотел язвительных замечаний и ядовитого сарказма – по этой причине он даже не пытался спорить о занятиях продвинутыми зельями. О, нет. Ему было нелегко и без уроков, где его единственного выделяли бы и высмеивали, он не думал, что хочет этого вдобавок к своим раненым чувствам.

И даже теперь он не понимал поведения своего дяди. Но не хотел задавать вопросы.

К выходным удивленный Гарри заметил, что он нигде не видел Северуса.

Общие обеды, завтраки и ужины были наиболее трудны для его избегания. Здесь Гарри помогала Гермиона, хотя и невольно – они входили в зал вместе и Гарри всегда был достаточно осторожен, чтобы находиться справа от нее, так, чтобы она была между ним и преподавательским столом. А он заставлял себя не смотреть туда. Он не возражал, если Северус сочтет его трусом.

Субботним утром получилось по-другому. Гермионы нигде не было видно и Гарри пришлось идти в Большой Зал одному. Там сидело всего несколько человек и никто из них не был его другом или одноклассником, поэтому он сел один на свое обычное место, заметив краем глаза, что Северус тоже был в Зале. Аппетит Гарри испарился, но он заставил себя выпить стакан тыквенного сока и собрался уходить.

Ему это почти удалось. Почти. Но голос Директора остановил его:

– Квайетус, пожалуйста.

Он остановился и каждый мускул в его теле напрягся. Если он сейчас повернется к директору, то увидит и Северуса. Тыквенный сок тяжело колыхнулся в желудке и Гарри попытался проглотить комок в горле, чтобы избежать унижения посреди зала. Он сделал ничего не выражающее лицо и обернулся.

– Да, директор.

– Пожалуйста, будь в моем кабинете в 10.00. Это важно.

– Да, директор, – и его глаза невольно остановились на высоком темноволосом мужчине рядом с Дамблдором. Мужчина не смотрел на него. Гарри вздохнул и вышел.

– Квайетус, подожди! – услышал он другой оклик, сразу же выйдя из Зала.

Это была Эрика, новая студентка старого доброго факультета Слизерин. Вторая, за кем охотился Волдеморт. Но теперь, когда правда о том, что Гарри остался в живых, стала общественным достоянием, Эрика была в большей безопасности, чем когда-либо в жизни. Теперь было ясно, что именно сын Квайетуса Снейпа (который должен был стать преемником Дамблдора, – Гермиона показала Гарри статью, где была даже эта информация) был настоящим противником Темного Лорда, одним-единственным, кто мог сразиться с ним и победить. Да, это было совершенно очевидно для Темного Лорда, Гарри видел это, чувствовал гнев и ярость, которые переполняли змееподобное тело, видел красные глаза, пылающие яростью и бешенством, и терпел проклятия, которые тот накладывал на своих последователей.