Сквозь пространство - [96]

Ученая сначала села, а после, слегка пошатываясь, встала на ноги, не забывая держаться за стену. Малкольм же смог подняться, только перевернувшись на живот и встав на колени. Но даже это у него вышло лишь с помощью Джини, вовремя подавшей ему руку. Огромное панорамное окно показывало зарождающийся рассвет, невероятно красивых оттенков, словно оживляющий ночной лес Банадае.

Капитан вытер лоб рукавом, чтобы градом бежавший пот не мешал ему, а потом попросил Джини набрать на его коммуникаторе сообщение для Хлои. Вторая рука совсем перестала слушаться, окончательно онемев ниже локтя.

— Не думал, что вновь окажусь в таком месте, — Малкольм шарил по широкой панели рукой и включал питание специальными тумблерами. Потом остановился, сосредоточенно и устало посмотрел вперед на красивый рассвет и вновь вернулся к широкой и длинной панели. Предстояло еще много чего «оживить». Нутро неприятно жгло от обиды за необычного и неожиданного союзника. Зачем этому кусту помогать им? — Я видел, как офицеры работают на подобных объектах. Здесь все старое, но практически ничего не изменилось и по сей день, — пока он говорил, вспыхнуло яркое освещение над их головами, а пульт управления разгорелся разноцветными огнями до сих пор действующих сенсорных панелей. — Джини, мне нужна твоя помощь. Встань у того рычага… да, вот этот красный. Это называлось «Протокол безопасности номер 3323. Крайние меры обороны колонии» — редкая хрень. Старший специалист Кэмпбелл дает разрешение на применение протокола, — глупо усмехнулся он, хватаясь за уплывающее куда-то сознание. — Мисс Каррингтон, опускайте рычаг.

Вирджиния с силой надавила на красную рукоятку, и они услышали, как загудел основной генератор. Ровно две секунды, и Малкольм одновременно вдавил кнопки, на другой стороне пульта. Те медленно провалились, а башня начала вибрировать от собирающейся энергии.

Малкольм напряженно вглядывался в светлеющее небо планеты, пытаясь разглядеть свой корабль, но никакого намека на его падение он не заметил, хотя долгий звуковой сигнал сообщал об успешно проведенной операции.

Несколько томительных минут на краю гаснущего сознания, и он увидел входящий звонок от своего пилота.

— Мэл, — радостный и вместе с тем перепуганный вопль Хлои едва не порвал слабые динамики коммуникатора на руке капитана, — все получилось! Нас хорошо поболтало, но сейчас я держу нашу девочку в руках! Я уже начинала волноваться!

— Я рад, милая, — кэп устало рухнул на задницу и прислонился затылком к ножке пульта управления.

— Какие-то помехи, я плохо тебя слышу…

— Где Эмма? — как можно громче спросил капитан.

— Не знаю. На корабле ее нет, она так и не вернулась. Хрен с этой засранкой! Мы летим за… Джини… она… с тобой? — будто боясь услышать худшее, спросила Вейн.

— Привет, Хлоя, — Джини мягко улыбнулась.

— О, хвала великому космосу! Этот олух без тебя бы не справился, я уверена!

— Я все еще твой капитан, Вейн! — без всякой злости встрял Малкольм.

— Есть, сэр, летим за вами.

— Тут это… Коллекционеров тьма, прямо у самых дверей.

— Решим по месту. Конец связи.

Капитан устало вздохнул и посмотрел на Джини. Девушка присела рядом, прямо на пыльный пол, выглядя смертельно уставшей. Царапины и порезы сильнее выделялись на ее побледневшей коже, губа все так же была припухшей с корочкой запекшейся крови под ней. И что-то подсказывало Мэлу, что выглядел он не лучше. Даже природное обаяние не спасет.

— Чем планируешь заняться в ближайшие сутки? Лично я — буду отсыпаться.

— Именно так, Мэл. Именно так, — прошептала Джини, прикрывая глаза.

«Слава великому космосу», — мелькнула усталая мысль.

Кажется, они справились.

В эту минуту Малкольму казалось, что во Вселенной нет ничего невозможного. После того, как ты проходишь через такие трудности, о которых и думать не хотел, когда выживаешь в таком месте, которое многие бы назвали адом наяву, все мелочи, что тревожили тебя, на время отходят на задний план, оставляя тебя с чувством горького усталого спокойствия. Хотя будь он младше, то непременно бы радостно вскидывал кулак, улыбался и скакал, а теперь… он до смерти хотел спать, воодушевление никак не появлялось. А ведь на Тессии, когда все началось, он был другим…

Взгляд грустно блуждал по стенам центра управления, на секунду задерживался на инструкциях, напечатанных еще на бумаге, прикрепленных тут и там, дабы в самый сложный момент служащие не терялись в сотнях кнопок. Полки, шкафчики, брошенная одежда, грязь, пыль… все это было так ему знакомо. Его жизнь круто перевернулась именно в таком же месте. Что-то в нем перевернулось и всегда правильный и рассудительный студент, отличник учебы пошел против своих же.

— Ненавижу все это, — вдруг начал он, цепляясь взглядом за разные мелочи интерьера. — Когда оборачиваешься, смотришь на историю, то создается такое впечатление, будто мир — лишь прикрытие в ожидании войны. Словно существует лишь война и ее ожидание. Остальное — набивание цены. Люди на самом деле любят уничтожать друг друга, только боятся признаться, — капитан не стал встречать внимательный взгляд Джини, которая скорее не понимала, к чему Мэл клонил. Капитан слабо ухмыльнулся, совсем не весело и больше нервно. — Когда-то я лишь с интересом наблюдал, как отважные люди, решившие, что должны построить новую жизнь, свой мир, прилагали большие усилия, титанически сражались с буйной после терра-формирования природой, впахивали так, что к вечеру валились с ног, но все же улыбались, зная, что трудятся ради своего будущего, ради будущего их детей и внуков. В то время, стоя в поле, где люди по пятнадцать часов в день проводили кверху пятой точкой, и смотря на такие вот башни, я ощущал себя необходимым винтиком в сложном механизме жизни этих людей. Думал, что мы защищаем этих смелых людей, помогаем им строить будущее. В этих чертовых столпах железа, набитыми людьми в форме и важными для колонии шишками, была сила и спокойствие… для меня, — Малкольм покачал головой и сделал паузу, чтобы вспомнить то, что изменило всю его жизнь. — Я стоял у входа, — он ткнул в сторону заблокированной двери, — смотрел, как офицеры собрались возле небольшой голографической карты местности, недалеко от пульта управления. Мой куратор тоже там был. Они не обратили на меня и капли внимания, спокойно обсуждая, что делать с разбушевавшимися колонистами. Помню, сердце у меня так быстро колотилось от страха, ведь буквально только что на моих глазах парень, с которым мы успели сдружиться, кинулся на рядового с ножом и вскрыл тому глотку. А они решали, как выгоднее будет заставить людей замолчать, — Мэл смолк, вспоминая спокойный тон, с каким кучка людей в погонах подписывали целому поселению смертный приговор. Он посмотрел на внимательно слушавшую Джини. — На учебе, на практике всегда говорили, что пусть мы и являемся посредниками между Союзом и потребностями колоний, нам негласно запрещалось водить дружбу с последними, так как ты сразу начинаешь относиться предвзято к колонии. Даже не осознавая, ты будешь хотеть дать им больше того, что способен дать Союз. Но в двадцать лет ты до конца не понимаешь, к чему такое правило вообще придумано. А когда правительство хочет просто так отобрать ценный ресурс у твоих друзей, ты волей неволей сопереживаешь бедным людям. Я знал, что зреет бунт, но не доложил и не отразил общую напряженность населения в отчетах. И услышав, как мой куратор и старший офицер дают разрешение на выжигание всех бунтовщиков и их домов… я стоял у входа, все еще. Не мог пошевелиться от страха. Я знал, что сделаю, потому не мог поверить во все происходящее и боялся сам себя. Сержант и рядовой остались вдвоем в центре управления и, прямо как мы с тобой недавно, готовились пустить в ход грозное оружие — выжечь все живое в лагере протеста мощным электрическим импульсом. Это был первый раз, когда я стрелял в человека. Они не ожидали от веселого паренька в костюмчике удара в спину. После того в этих башнях я больше не видел ничего, кроме людского стремления к власти и войне. Как хреново око Саурона.