Сквозь призму световых лет - [2]

Если говорить о Джордже, сейчас, по воле случая, обладающая богатым опытом дворняга из обветшалого и убогого района Уинди-Сити уже подружилась со всеми в их группе. Хотя высоченная, сделанная из материала, имитирующего дерево, жилая конструкция была домом не только для серематов, но и для инопланетян, тех, которые не являлись обитателями Серематена, для Джорджа это не имело ровно никакого значения. Он обладал любознательностью исследователя, и общение с каждым, имеющим собственные независимые суждения, не важно, сколь странными или сомнительными они были, казалось ему увлекательной игрой. И редко когда разумное создание не отвечало любезно и благосклонно на вопросы виляющего хвостом, высунувшего язык пса с проникающим в душу взглядом.

Уокер, которому не были свойственны ни интригующая неуклюжесть Браука, ни исключительная способность Скви приспосабливаться, ни даже по своей сути милая и явно безобидная склонность Джорджа давать непрошеные советы, держался в стороне.

Пока эта четвёрка спорила и обсуждала возможные пути и способы вернуться в свои родные миры, что он мог сделать, чтобы показать как им, так и вежливым, обходительным серематам, что это более всего тяготит именно его?

В Чикаго Марк был товарным брокером, и чертовски хорошим. Вовлечённый в водоворот высшей, передовой галактической цивилизации, о существовании которой никто не подозревал, он вдруг, к своему ужасу, обнаружил, что избранная им профессия здесь более чем бесполезна.

Несмотря на то что торговля и коммерция не только имели место быть, но и процветали в его окружении, Уокер так и не разгадал секрета, как такой стопроцентный аутсайдер, каким он себя считал, мог участвовать в чрезвычайно сложном и стремительно меняющемся процессе. Редко выдавался день, когда он просыпался в своём жилище и не чувствовал себя бесполезным, неадекватным и ведущим бесцельное существование. Если друзья и замечали его депрессивное состояние, то были слишком благовоспитанны, чтобы высказываться вслух. Марк знал, что тонко чувствующий Браук подозревал, но, как истинный туукали, никогда не осмеливался комментировать очевидные душевные страдания друга, не заручившись прежде просьбой последнего дать совет.

Нет, в отсутствие быстро доступной помощи принять какие-то меры было в силах самого Уокера. Но мог ли он делать что-нибудь другое, кроме как заниматься торговлей нематериальными фьючерсами? Было ли всё его прошлое земное бытие ограничено лишь покупкой и продажей множества цистерн апельсинового сока и небольшого количества колтана?[1] Что ещё он умел делать? Умел играть в футбол. И очень хорошо. В то время как серематы больше склонялись к интеллектуальным играм, в ходе своего временного пребывания на Серематене, Марк обратил внимание на то, что другие обитающие там и прибывающие погостить инопланетяне нередко состязались в физической силе. Он не только не мог постичь цели таких игр, но ещё более — их правил. Некоторые из участников были угрожающе огромных размеров, гораздо больше его самого. Поскольку никто не мог даже близко тягаться с громадным туукали Брауком в размерах и устрашающей силе, было ясно, что попытка соревноваться с ним грозила риском получить тяжёлые долговременные увечья.

Кроме того, Уокер хотел найти применение своему уму, а не грубой силе, единственно для того, чтобы предотвратить неизбежные и неизменные комментарии язвительной Скви по поводу последней. У неё и так уже сформировалось достаточно нелестное мнение о человеческих существах. Марк не видел надобности в том, чтобы снабдить её дополнительными фактами, способными вызвать вполне предсказуемый поток словесных колкостей. Впрочем, она была способна изобрести и множество новых.

Итак, где ещё он мог испытать себя? Собственная неполноценность тревожила и изводила его недели напролёт, пока он не пришёл в себя (что было весьма логично) во время вечерней трапезы.

Жилище с Марком делил Джордж. Пёс лежал на живом коврике с грубым ворсом, который жильцы дома изготовили по его просьбе. Снаружи, за единственным овальным окном, имевшимся в комнате Уокера, возвышались пирамидальные крыши огромного современного города, построенного сплошь из ненатуральной древесины, едва озарённого мягким, обволакивающим светом заходящего солнца Серематена, города, который стал их домом.

Как и всегда, из небольшого круглого проёма в центре пола возникла еда. В точно определённое Уокером время. Пока он расправлялся со своим блюдом багрянисто-бурого цвета, Джордж с энтузиазмом грыз нечто, похожее на первоклассную рёберную кость. Это было не качественное рёбрышко и не кость, но пёс выглядел весьма удовлетворённым. В такие моменты, как не раз отмечал Марк, неизменно хотелось закрыть глаза и снова вообразить себя на Земле.

— Джордж, мы не особо продвинулись в своих попытках добраться до дома.

Пёс навострил уши и прислушался к человеку, который был ему другом, подняв взгляд от лакомого кусочка псевдобычка. Его голос и интеллект — работа хирургов виленджи, сколь сведущих, столь и корыстных. Джордж был способен заставить себя понять всё.

— Сколько раз мне надо напоминать тебе, в каком прекрасном положении мы здесь находимся? Но разве я отказывался вернуться домой? При условии, что остальные придумают, как это осуществить. — Пёс снова принялся за кость. — Это или произойдёт, или нет. Возьми себя в руки, иначе волнения доконают тебя прежде, чем представится шанс и придёт понимание того, как достичь цели. Конечно, тогда беспокоиться будет не о чем, верно?