Сквозь ночь - [84]

Остальные тоже писали наклонившись, и теперь она могла рассмотреть всех. Все время ей казалось, что здесь по крайней мере полсотни человек, а было их всего шестнадцать (она пересчитала глазами), все молодые, не старше двадцати пяти, и тот, в углу, вероятно, тоже..

Она видела только нависшие над записной книжкой взлохмаченные рыжеватые волосы и сбитую на затылок ушанку и подумала, что глаза у такого грубияна (вот ведь и шапки не снял) должны быть обязательно кошачьи, нагло-зеленые; но тут он поднял голову — глаза у него оказались карие, и родинка на верхней губе, точь-в-точь как у Сергея…

Он посмотрел на Михаила Григорьевича внимательным, напряженно-ожидающим взглядом, а затем снова склонился над блокнотом, неловко сжав огрызок карандаша сильными пальцами; и Виталина Андреевна вдруг с отчетливой ясностью представила, как он слушал ее и не мог расслышать и как она бубнила, глядя в потолок. Нахмурясь, она опустила глаза. Михаил Григорьевич все еще разглагольствовал, и вопросам, казалось, не будет конца; а она сидела, склонив голову, держа ладонь над глазами, и саднящее чувство обиды все сильнее сжимало ей сердце. Так бывало, пожалуй, только в детстве, когда девчата горячо шептались о своем, а она сидела в стороне, прикрыв ладонями уши…

Наконец Михаил Григорьевич кончил.

— Будут еще вопросы? — сказал, звякнув графином, Бычков. — Все ясно? В таком случае позвольте от вашего имени поблагодарить уважаемых лекторов.

Он поднялся, и все шумно зааплодировали, отодвигая скамьи.

Михаил Григорьевич уложил все в полевую сумку, и они вышли.

В коридоре Бычков крикнул:

— Нургалиев, давай запрягай! — и отпер дверь в свою комнатенку..

— Очень милые молодые люди, — сказал Михаил Григорьевич, влезая в свой балахон.

— Да, народ у нас подобрался ничего, — деловито потирая руки, согласился Бычков. — Опыта, правда, маловато. — Он оттянул рукав свитера и взглянул на часы. — Не опоздать бы вам.

Михаил Григорьевич вытащил и свои часы, щелкнул крышкой.

— Я думаю, поспеем.

— Еще раз большое спасибо, — сказал Бычков.

Они прошли по коридору. На крыльце снова толпились. Был здесь и тот кареглазый, что-то шептал, наклонившись к клетчатому платку, а девушка вспыхивала смехом, заслоняясь тетрадкой.

— Ну, что же Нургалиев? — озабоченно спросил Бычков.

— Запрягать побежал, — отозвался кто-то.

Они постояли на крыльце. Небо очистилось; медно-желтое, краснеющее солнце низко висело над голубовато-белой степью.

— Закат сегодня будет красивый, — сказал Михаил Григорьевич.

Все помолчали Он дунул в мундштук и обвел всех внимательным взглядом.

— Ну как, — спросил он, вставляя слегка дрожащими пальцами сигарету, — нравится вам здесь у нас?

— Ничего, — сказала девушка, от смущения тщательно заправляя волосы под платок.

— Одна беда — девчат мало, — прогудел кареглазый и, сбив ушанку с затылка на лоб, подмигнул и обнял ее за плечи.

— Кому что, а курице просо, — сказала девушка, рывком освобождаясь. — Вот что плохо, так это насчет зелени. Ни деревца, ни кустика, даже смотреть неприятно.

— А вы посадите, — сказал Михаил Григорьевич и улыбнулся.

— Хиба тут вырастет? — она пожала плечами. — Степь же.

— Здесь, милая девушка, теперь все вырастет, — серьезно сказал Михаил Григорьевич. Он чиркнул спичкой и молча поглядел вдаль. — Есть такая сказка — слыхали, конечно, — про спящую красавицу… Вот и земля эта так же. Ждала, когда же ее разбудят. Долго ждала. По мне, если мерить, — усмехнулся он, — даже слишком долго…

Все помолчали.

— Ну вот, наконец-то! — сказал в тишине Бычков.

Из-за угла мастерской показалась упряжка.

— Трр… — протянул ездовой. — Садись, пожалуйста.

Он перегнулся, поправил кнутовищем сено в санях.

— Вот потеплеет, — сказал Михаил Григорьевич, — приезжайте к нам на станцию. Убедитесь, как говорится, воочию, какая это земля. Верно, Виталина Андреевна?

Она осторожно поправила пальцами очки и сказала:

— Да, конечно.

Они сошли по обледеневшим ступенькам. Михаил Григорьевич помог ей усесться и сам уселся рядом, подогнув длинные ноги.

— До свидания! — крикнул с крыльца Бычков.

Сани дернулись. Михаил Григорьевич обернулся и помахал рукой:

— Обязательно приезжайте!

— Приедем! — откликнулся звонкий девичий голос.

На повороте Виталина Андреевна увидела, как все машут руками, а девушка — высоко поднятой тетрадкой. Она было хотела помахать в ответ, но тут сани сильно накренились, круша одним боком хрустящий лед, и она вцепилась в кромку плетушки.

— Держитесь, — сказал Михаил Григорьевич и осторожно придержал ее за локоть.

— Спасибо, — сказала она и снова обернулась.

Длинное здание мастерской, и контора, и забор с торчащими над ним мостиками комбайнов — все это быстро уплывало назад; люди еще стояли на крыльце, но уже нельзя было разглядеть среди них ни Бычкова, ни девушки в клетчатом платке, ни того с темной родинкой и карими смеющимися глазами. Беспокойное чувство утраты охватило Виталину Андреевну. Она сунула руку в карман — тетрадь, носовой платок, карандаш, все было на месте. «А о воздушно-тепловом обогреве так ничего и не сказала, — вдруг подумала, она. — И о фосфоробактерине тоже…»

Она встревоженно оглянулась, будто могла еще вернуться. Но все уже скрылось за дымчатой рощицей.