Сквозь мартовские снега. Лесные шорохи - [4]

Да что там говорить, всякое бывало, и веселое и невеселое, за долгую-то жизнь старого Мугу.

А когда он был еще годовалым пестуном-нянькой у двух своих младших братишек, совсем еще несмышленышей, с ним стряслась настоящая беда. Только накануне мать научила его добывать мед диких пчел. Мед так понравился ему, что он стал прямо-таки одержим: только и бродил вокруг толстых деревьев да глядел вверх, прислушивался: не гудят ли на нем пчелы, не роятся ли возле какого-нибудь дупла.

На старой-престарой липе, метрах в восьми от земли он увидел рой. Забыв о подопечных малышах, быстро вскарабкался по стволу и, не раздумывая, сунул лапу в дупло. Откуда было ему знать, что здесь гнездились не пчелы, а гигантские шершни. Жало у них намного толще и длиннее, чем у обычных ос или пчел. От пчелиных укусов вполне спасала шерсть, против шершней же шерсть почти совсем не защищала.

Вот тут-то Мугу и узнал цену меду. Первый укус он получил в середину переносицы, потом в пятачок носа, потом под глаз, отчего ему показалось, будто из глаз посыпались солнечные брызги. Потом еще и еще…

Он дико орал, больше не мог держаться за ствол и мешком полетел вниз. Но шершни атаковали его и на земле, а заодно и младших братишек. Поднялся несусветный визг. На крик примчалась испуганная мать. Увидев медвежат целыми и невредимыми, она не стала выяснять, кто и почему первым поднял панику. Несколько крепких оплеух нерадивой няньке были достаточно солидным довеском к тому, что уже получил юный Мугу от шершней. И теперь его воспоминания о первом меде были не сладкими…

Гораздо приятнее вспоминать о кабарожьем мясе. Он не раз отведал его в молодости.

Бывало, он любил выслеживать кабарожек перед самым снегопадом, незадолго до того, как залечь в берлогу. В такую пору кабарожки начинают обживать какое-нибудь укромное убежище под буреломом. Заберутся они туда, и тут в самый раз ворваться в их укрытие. Обычно в убежище два лаза, образующих сквозной проход. Когда свободным остается только один, семья не успевает сразу выскочить, и кого-нибудь все-таки удается сцапать.

И еще такое же вкусное мясо у изюбра. Прошлой осенью, в сентябре, Мугу-плешивому на редкость повезло: он напал на молодого самца, когда тот дрался со старым красавцем Гру. Сентябрь — месяц гона изюбров. В такую пору между самцами начинаются жестокие бои за самок. По всей Моховой пади тогда стоит олений рев, слышатся звонкие удары рогов, Мугу-плешивый целыми днями ходит по следам изюбров. В молодости он однажды в такое же время без труда получил еды сразу на всю осень. Два, видно молодых, самца в драке сцепились рогами. Когда Мугу (он тогда еще не был плешивым) ринулся к ним, они оба лежали на земле и зло, натружено хрипели. Мугу перегрыз им обоим глотки, потом натаскал огромную кучу валежника и спрятал под ним добычу.

Минувшей осенью получилось иначе. Заслышав щелканье рогов и злой хрип, Мугу-плешивый кинулся к месту боя и успел вцепиться передними лапами, а потом и зубами в круп ближайшего изюбра. Вдруг он узнал в противнике своей жертвы гордого красавца Гру. Мугу не раз видел его, тот постоянно жил на склонах Горбатого хребта, вблизи солонцов. Гру тотчас же шарахнулся в лес. Изюбр же, в которого вцепился Мугу-плешивый, сначала встал на дыбы, потом со страшной силой ударил медведя задними копытами в пах. Хотя удар получился скользящий, Мугу все же не устоял на задних лапах. Но челюсти старого хищника уже сомкнулись на крупе изюбра. Оба они упали на сухой ствол валежины. И этого было вполне достаточно для Мугу, чтобы успеть сломать изюбру шею.

Вкусное было мясо! Под эти сладостные воспоминания Мугу-плешивый забылся чутким сном.

…Появление грозного пришельца встревожило не только Мугу-плешивого. Все четвероногие и даже пернатые обитатели Моховой пади насторожились и притихли. Амба-Дарла рыскал по пади.

Видно, за зиму, пока он был Великим пастухом у Большой семьи, кабанина надоела ему, и теперь он искал для разнообразия какое-нибудь новое вкусное блюдо. У Тайменной заводи он одним прыжком настиг зазевавшуюся молодую выдру, а на устье Барсучьего ключа сцапал престарелого барсука. Это видели, слышали или чуяли по запаху крови многие обитатели пади и мгновенно затаивались, замирали в своих убежищах.

РОСОМАХА УГА

Прячась в буреломе, Мугу-плешивый, разумеется, не мог знать всего, что происходило в это время в окрестностях. А событий было много.

Как уже сказано, Уга жила в расселине под небольшим обрывчиком у подножия Горбатого хребта. Мало у кого есть столь надежное убежище, как у Уги. Его давно обжила мудрейшая прабабушка Уги, теперь покойная. Расселина почти такая же узкая, как нора у лисицы, в нее может протиснуться только росомаха, и то вытягиваясь в струнку. Любой из хищных зверей, более сильных, чем Уга, — а таковы только тигр, медведь да разве еще волк, — если бы захотел достать Угу, не мог бы этого сделать. В самом дальнем конце нора переходит в маленький грот, устланный сухой травой и листьями. На этой роскошной постели Уга отдыхает после охоты, а зимой великолепно спасается от холода, если не уходит далеко на охоту. А вообще она носит очень добротную темно-бурую шубу с длинной, мягкой шерстью, в которой ей не угрожает самый лютый холод. При необходимости она может спать, зарывшись в сугроб.