Сквозь мартовские снега. Лесные шорохи - [2]

Хара не ошиблась. Вскоре Большая семья вошла в дубняк, шелестящий густой листвой-шубой, оставшейся с прошлогодней осени. Стадо весело загомонило: земля повсюду была усеяна желудями, их терпкий запах наполнял воздух, дразнил обоняние. Жадно заработали рты, в лесу стоял хруст разгрызаемых желудей, громкое чавканье. Солнце за день нагрело склон, земля стала духовитой и теплой. Большая семья была вознаграждена за все лишения и опасности. Теперь главные беды остались позади.

ГРОЗНЫЙ ВЛАДЫКА

Первыми известили обитателей Моховой пади о появлении Большой семьи кедровки — эти вздорные крикуньи и сплетницы, доносчицы и воровки. Оглашая окрестности базарными криками, они перелетали с дерева на дерево, по мере того как большая семья двигалась через падь, и разбалтывали на всю округу весть о пришельцах. По их воплям Амба-Дарла мог бы безошибочно проследить, куда движется стадо кабанов. Тараторки отстали лишь в дубняке, когда Большая семья принялась там за желуди.

Неспокойно стало в тот вечер в Моховой пади. Даже старый медведь Мугу-плешивый встревожился и залез в самую глубину огромного бурелома. Разве поймешь этих кликуш, когда они вот так суматошно тараторят: Человек это пришел или еще кто другой? Несомненно одно: кто-то нездешний появился в пади.

Мугу-плешивый больше всего на свете боялся встречи с Человеком. И еще с Огнем. Огонь и Человек сливались для него в одно понятие, грозное и страшное. Ему пришлось однажды с ними встретиться. Плешины на морде, загривке и на левом боку — следы этого горького опыта.

Четыре года назад Мугу промышлял неподалеку от того места, где речка Моховка впадает в Голубую реку.

Он тогда еще не был плешивым. Подходило время ложиться в берлогу, но он накопил так мало жира, что его не хватило бы на весь срок лежки. Пришлось долго кочевать в поисках еды. Поиски привели его к Голубой-реке. Тут-то и произошла его первая встреча с Человеком.

Мугу шел вдоль реки. Дело было поздней осенью. Он уже привык к красным точкам огней, светившихся на столбах по ночам. Это были створы. Иногда в ночи огни плыли по реке и непонятно рычали. То были суда. Время от времени нос Мугу улавливал незнакомый, непонятный, пугающий запах на траве, оставшийся от бакенщика, который проносил здесь керосин. Тогда Мугу сразу сворачивал в сторону и уходил в густую траву пойменных лугов. Но однажды высохшую по осени траву на лугах стал пожирать Огонь. К вечеру он уже подбирался к прибрежной тропе, по которой иногда ходил Мугу; сейчас медведь бродил под обрывом у самой воды в поисках дохлой рыбы.

Учуяв запах гари, Мугу быстро вскарабкался на обрыв и увидел страшное: со стороны сопок к реке широким фронтом приближались танцующие языки пламени. Гонимый страхом, медведь бросился вскачь в направлении устья Моховки, стараясь миновать опасную зону прежде, чем Огонь достигнет тропы. На крутом изгибе тропы он нос к носу встретился с Человеком. В руках у того было ведерко с керосином — он шел заправлять фонари. Медведь мчался так суматошно, что перепуганному Хо смерти Человеку ничего не оставалось делать, как выплеснуть содержимое ведра на голову зверя.

Что это? Что за дурманящая, гадкая вонь душит его? Что за противная, липкая жидкость склеила шерсть на морде, на груди, на загривке? Да она еще щиплет и слепит глаза! Мугу бешено завертелся на месте, стараясь лапами протереть глаза и смахнуть жидкость с морды. Но от этого глаза стало щипать еще сильнее, а лапы сделались скользкими и бесчувственными, словно их залепило грязью. В траву, скорее в траву!

Тут-то и случилась беда: он влетел в Огонь… Шерсть на нем тотчас же затрещала, вспыхнула, он вмиг оказался объят пламенем. В ужасе он кинулся в противоположную сторону, в густой траве не разглядел обрыва и, кувыркаясь, со всего маху шлепнулся в воду, подняв огромный каскад брызг…

До самой ночи Мугу просидел в реке. Когда стало совсем темно, он вдоль берега, шлепая по воде, добрел до устья Моховки и подался в глубь тайги.

Мугу ужасно страдал от ожогов. Его мучил голод. Казалось, приходит гибель. Спасла счастливая находка. К концу третьего дня он наткнулся в пойме Моховки на перекат, забитый осенней нерестовой кетой. Целую неделю прожил он на берегу. Время от времени забирался в воду и швырял на берег огромных рыбин с черно-бордовыми боками. Ел вволю, выгрызая у рыб только мозг. Вода сбивала жар с ожогов, обильная еда восстанавливала силы.

С той поры Мугу-плешивый больше не покидал этот благодатный уголок — Моховую падь. Голая кожа на морде, загривке и левом боку, которую летом поедом ел гнус, а при добыче меда безжалостно жалили пчелы, всегда напоминала ему о том, что нужно пуще всего бояться Человека и Огня. Этот страх и загнал его теперь в бурелом, когда крикливые кедровки возвестили о появлении в Моховой пади неведомого пришельца.

А голод гонит из бурелома. Нет, Мугу-плешивый совсем не отощал. Жир, накопленный перед зимним сном осенью прошлого года, почти полностью сохранился, потому что во время лежки расходовался очень мало. Но зато сейчас, когда Мугу стал двигаться, запасы жира катастрофически сокращались. А впереди еще не меньше двух недель, пока он постепенно приучит желудок к пище. Дело в том, что перед тем как лечь в берлогу на зиму, Мугу-плешивый несколько дней ел травы, обладающие слабительным действием. Ел до тех пор, пока не очистил полностью желудок и кишечник. Почти полгода желудок бездействовал. Теперь нужно есть не больше одной кетиной головки в день, чтобы он вновь привык к пище. А тем временем прошлогодние запасы жира будут поддерживать в нем силы.