Сквозь мартовские снега. Лесные шорохи - [19]

Еще не выйдя на берег, она увидела сквозь заросли большой красный глаз на Черемуховой релке. Как у всех кошачьих, у Фуры великолепно развито ночное зрение, как, впрочем, и слух, но зато слабо развито обоняние. Она остановилась и долго разглядывала непонятный «глаз». Заросли мешали ей, и она, неслышно ступая, прошла поближе к берегу. Только теперь она увидела, что это вовсе не глаз, а красная вода, которая течет вверх. Но что за существа возле нее? Они произносят какие-то непонятные гудящие звуки, похожие на переменчивый говор ручья…

Страх перед незнакомым животным присущ каждому зверю, даже самому свирепому и кровожадному; этот страх свойствен даже человеку, даже гиганту слону. Известны случаи, когда слон обезумевал от страха перед ежом или мышью, а лошади бились в ужасе, впервые увидев верблюда. И даже человек с ожесточением сбивает рукой неведомое насекомое, опустившееся ему на шею, пусть это будет безобидный кузнечик или жук. Именно этот страх перед неведомым живым существом заставил Фуру уйти подальше от опасного места. Она отправилась к Барсучьему ключу. В распадке, по которому он бежит из отрогов Горбатого хребта, обычно обитают рябчики, и она сегодня будет охотиться на них. Фура большая лакомка, ей всегда требуется перемена блюд; питаться все время одними и теми же животными она не любит, а рябчик ей как раз давно не попадался. Правда, она знает, что неподалеку, чуть ниже по течению ключа, находится логовище Амба-Дарлы. Но он только вчера задавил самку изюбра и теперь наверняка будет долго спать. Просто надо держаться от его убежища подальше.

Возле Барсучьего ключа, уже в безопасном месте, она облюбовала ствол пихты и, встав на задние лапы, принялась царапать кору — точить когти, как это делает домашняя кошка. Когти — ее первейшее оружие, и она очень заботится о том, чтобы оно всегда было безупречно острым. Когда она ходит, то тщательно убирает когти, чтобы они не тупились об землю, и выпускает их наружу, только нападая на добычу. Убедившись, что оружие достаточно остро, Фура опустилась на все четыре лапы и стала выслушивать звуки, рождающиеся в тишине распадка. Она готова к охоте.

В это же время неподалеку от Барсучьего ключа промышлял Мугу-плешивый: выгрызал натеки лиственной смолы. Он уже приучил желудок к пище и давно управился с запасами рыбы (ему помог в этом и Чфы, разнюхавший склады), съел несколько молодых кабанчиков, уйму улиток, кедровых орехов — после прошлогоднего обильного урожая шишки продолжали висеть на ветвях и время от времени падали на землю. В эту пору орешки не в пример осенним — вызревшие, подсохшие, очень маслянистые. К тому же пошла зелень, всюду выбрасывались навстречу солнцу молодые побеги. Мугу-плешивый поедал их в огромном количестве. А в конце апреля он расцарапал кору на нескольких стволах пихты и лиственницы, теперь там постоянно наплывали натеки смолы, и Мугу-плешивый время от времени лакомился ими. Никто не знает, почему он это делает, может быть, лечится от гельминтов — глистов? Это знает только сам Мугу.

За этим занятием он и учуял подозрительный запах. Неужели дым? Старый медведь с беспокойством начал ловить ноздрями воздух. Так и есть — дым! Откуда же его наносит? Мугу-плешивый прошел взад и вперед, запрокидывая голову кверху, даже встал на задние лапы. Ага, поймал струйку — дым тянет со стороны Моховки. Забыв о смоле, Мугу повел нить — струйку запаха дыма, стараясь не потерять ее. Скоро он очутился на Мышином склоне, откуда хорошо видна Черемуховая релка. Так и есть — Огонь… Ба, да там и Человек! Панический страх охватил Мугу-плешивого.

В эту ночь ему было уже не до охоты. Скатившись по крутому откосу к Барсучьему ключу, он перемахнул его двумя прыжками и подался на восток, откуда бежит Моховка. Жаль было ему покидать свои благодатные владения, но что поделаешь!

Запах дыма поднял из логовища и Амба-Дарлу. После сытной трапезы он отсыпался в своем любимом убежище, на уступе скалы возле Барсучьего ключа. Запах дыма, как и запах Человека, был хорошо знаком Амба-Дарле — где только не побывал он за свою долгую бродячую жизнь. Случалось ему убегать от лесных пожаров, натыкаться на охотничьи избушки, встречаться нос к носу с Человеком на лесосеках, даже переходить через железную дорогу. Он не испытывал такого панического ужаса перед Человеком, как Мугу-плешивый, однако из осторожности обходил его или уступал дорогу при встрече. Потому что знал — тот может извергать молнию и гром, а это всегда очень пугает Амба-Дарлу. (У тигров вообще очень слабые нервы. В сихотэ-алинской тайге был однажды пойман годовалый тигренок. Пока его, закутанного в одеяло, выносили из тайги, у него случился инфаркт миокарда, и зверь погиб.)

Не удивительно, что Амба-Дарлу охватило беспокойство. За полтора месяца, прожитых в Моховой пади, его чуткий нос впервые уловил запах дыма. Тигр шел прямо на запах, на Мышиный склон. Он не удивился, когда увидел Огонь, по опыту зная, что там, где дым, там есть и Огонь. И почти всегда Человек. Он долго рассматривал костер и людей, сидящих возле него. Что ж, ничего страшного нет. Из Моховой пади он не уйдет: здесь такое обилие еды для него! Просто надо быть теперь очень осторожным и точно знать, когда и где будет ходить Человек, чтобы случайно не встретиться с ним. Амба-Дарла вернулся в свое укромное логовище и снова задремал. Только более чутко, чем до сих пор.